«Все развалилось быстрее, чем мы успели осознать» — потомок диссидентов Максим Филандров об СССР и эмиграции во Францию

Максим Филандров — бывший дипломат и эксперт для ЕС и ОБСЕ, ныне международный бизнес-консультант, родился в Петербурге в семье диссидентов. Его бабушка Раиса Берг и дедушка Валентин Кирпичников — известные генетики, борцы за свободу мысли и творчества, а отец Владимир Филандров — писатель, отсидевший несколько лет в сибирских лагерях. Максиму Филандрову был всего год, когда после освобождения отца семья уехала из СССР во Францию. С RFI он поделился своими детскими воспоминаниями об испытаниях в эмиграции, о незабываемой встрече с Андреем Сахаровым и Еленой Боннэр, о первом путешествии в Советский союз и об упущенных возможностях в отношениях между Россией и Европой. Это заключительная история из серии воспоминаний потомков советских диссидентов, которую RFI публикует к 30-летию распада СССР.

Максим Филандров показывает книгу своей бабушки Раисы Берг "Суховей. Воспоминания генетика". © Hadrien Toureaud

В 1974 году моя бабушка Раиса Львовна Берг спаслась от сибирский лагерей и покинула СССР благодаря Андрею Сахарову. Они были друзьями. Или на запад, или на восток — другого выбора тогда не было. Я с мамой выехал уже в 1976 году по израильской визе. Мне тогда был всего год. В первые месяцы нашей эмиграции во Франции мы получали помощь от Толстовского фонда, который платил за нашу квартиру. Я недавно нашел чеки от фонда. Моя семья жила так бедно, что мы вдоль Сены собирали крапиву, чтобы суп варить, а денег хватало лишь на одну бутылку молока в день. Родители отправляли посылки в СССР: книги об искусстве, журналы, а в обмен получали игрушки, матрешки, которые продавали на рынке.

►►► Распад СССР: как это было 30 лет назад. Взгляд из Франции. Спецпроект RFI.

О Советском союзе я знал по рассказам родных и с экрана телевизора. Мы воспринимали этот режим как вражеский и опасный для планеты. Когда началась Перестройка и гласность, СМИ начали относительно свободнее вещать, мы поняли, что все плохо. Правда, мы не осознавали, что идет распад. Сегодня это кажется очевидным, а тогда идеология была настолько сильной, что для нас это было немыслимо.

Помню, когда мы получили французское гражданство, через год отправились в СССР. Мы выехали на поезде с Восточного вокзала Парижа. Дорога заняла 48 часов. У нас было 17 проверок на границах. Мы хорошо подготовились к этой поездке. В чемодане было много книг, в том числе «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына. Запрещенная литература была спрятана под колбасой и глянцевыми журналами, «любимыми вещами» пограничников и таможенников.

Поскольку мы пересекали границу восточной Германии, Польши, СССР, то нужно было запастись этими вещами для всех, чтобы пограничники не «добрались» до запрещенной литературы. Но при проверках возникал своего рода негласный «консенсус». Пограничники открывали сумки, видели колбасу и сразу понимали, что за ней скрывалась запрещенная литература. Им нужны были эти редкие продукты, а взамен они пропускали книги. 

Два года спустя мы отправились в Ленинград, на этот раз на самолете. Солженицын уже не был запрещен в Советском союзе, и его книги даже начали там издавать, но мы все равно их возили. Тогда пограничники уже не трогали колбасу, но отбирали Солженицына как конфискат. И мы понимали, что они брали эти книги для себя. Это уже были признаки распада, хотя в то время мы думали, что это было началом открытости. 

Упустили самое важное

С тех пор мы каждое лето возвращались в Советский союз и стали свидетелями конца империи. Все разваливалось быстрее, чем мы успевали осознать. Мы, дети диссидентов, выросли в окружении культовых личностей, которые боролись за свободу. Было интересно наблюдать за тем, какая у них в этот момент была эйфория. В 1989 году с моей бабушкой я поехал в гости к Андрею Сахарову и Елене Боннэр в США. Это было последнее лето Сахарова. Он в саду писал новую Конституцию СССР, которая бы спасла Советский союз от распада. От этих воспоминаний у меня мурашки. Он хотел сделать эту страну человечной и свободной, но история распорядилась иначе.

Многие уже забыли, что в начале 90-х были проекты по евроинтеграции России, а также по сотрудничеству с НАТО. Я помню, как в 1999 году я проходил стажировку в Североатлантическом альянсе, и тогда рассматривали совместные операции по устранению угроз. Изнутри я видел, как люди работали над совместными проектами по разрешению чрезвычайных ситуаций. Однако с приходом Путина к власти постепенно все начало меняться. 

Позже я работал в Евросоюзе, в 2005 — 2006 годах был представителем Европейской комиссии в Санкт-Петербурге по трансграничному сотрудничеству. У нас было около сотни проектов добрососедства, например, экологические проекты по очистке рек, туристические проекты между Тарту и Псковом, тренинги для предпринимателей и т.д.

Однако в 2006 году Россия резко все приостановила. Власти закрыли европейское бюро по региональному сотрудничеству. А сегодня российские власти говорят о Европе почти как о враге. Я думаю, что в этом есть и вина Европы. Тогда необходим был своего рода план Маршалла: с одной стороны массовые инвестиции в развитие демократических институтов в России, а с другой — инвестиции в экономику. Необходимо было массово поддерживать гражданское общество. Этого всего не было сделано. Мы упустили самое важное.

Сегодня нашему поколению предстоит построить эти мосты, но это очень сложно. Пока это не получается, потому что мы имеем дело с авторитарным режимом, который действует методами репрессий против гражданского общества, развязывает новые войны и создает образ врага в лице Запада.