«Я не сразу осознал масштаб произошедшего», — Александр Гинзбург о распаде СССР и диссидентском наследии

Французский поэт-слэмер Александр Гинзбург — сын известных диссидентов Александра и Арины Гинзбург. Его отец — основатель самиздата и первый распорядитель Общественного фонда помощи политзаключенным Александра Солженицына. Гинзбургу-младшему было семь лет, когда после третьей судимости и десяти лет лагерей отца обменяли на советских шпионов, арестованных в США, и семья покинула Советский союз. Александр Гинзбург поделился с RFI своими детскими воспоминаниями о советском прошлом и об эмиграции во Францию, о том, как семья пережила распад СССР и как чувство бесстрашия и надежды ему передались по наследству. Это вторая история из серии воспоминаний потомков советских диссидентов, которую RFI публикует к 30-летию распада СССР.

Старший сын известных диссидентов Александра и Арины Гинзбург пишет стихи под псевдонимом Саня Гинзбург. © Hadrien Toureaud

Я не скучал по России

Друзья и любовь. Вот, что я помню о своем советском прошлом, у меня нет плохих воспоминаний. Хотя у меня папа сидел, и сидел трижды, но от меня это аккуратно скрывали. Родные говорили, что он просто уехал, но, когда его посадили уже в последний раз, я сказал: «Ну, не надо. Я ведь все знаю». Хоть тогда я не понимал, почему его посадили. Это потом уже мне все рассказали, и я испытал чувство гордости. Хотя нет… Это не совсем правильное слово. Гордиться можно тем, что ты сделал. Я просто был рад, что мой отец такой храбрый человек. Он не хотел покидать Советский союз. О том, что его везут в США, он узнал уже над Атлантикой, а мать, Арина Гинзбург, по радио «Голос Америки» узнала, что папу обменяли на советских шпионов.

►►► Распад СССР: как это было 30 лет назад. Взгляд из Франции. Спецпроект RFI.

После долгих лет разлуки мы с ним встретились уже в Париже. Мы покинули СССР 1 февраля 1980 года. Был ужасный холод. За нами приехали ночью. Нас довезли прямо до самолета. Мама, бабушка, мой брат Алеша и я улетели в Париж. В аэропорту Шарль де Голль нас встречал папа, и за ним стояла целая толпа журналистов, было очень много камер. Нам было так непривычно. Как будто мы были какими-то знаменитостями. Это было поразительно — перед нами под вспышки фотоаппаратов открылся новый мир. Пепси-колла, игрушки, новая школа, друзья... У меня началось новое детство, и я как-то не скучал по России, ностальгии у меня не было. 

Когда распался СССР, родители были счастливы

Когда распался СССР, мне было 19 лет. Я как-то отстраненно за этим следил. Помню, мы отдыхали на юге Франции, гуляли там с друзьями — и нам было как-то все равно. Для нас это ничего не меняло. Для меня это не было большим потрясением. Я не сразу осознал масштаб произошедшего. 

А вот для моих родителей уже тогда это было очень важным событием. Они днями сидели у радио и слушали. Они родились в годы сталинских репрессий, прошли через такие испытания, преследования — и для них это был конец невероятной эпохи. Они были счастливы. У них появилась надежда.

Когда мой папа поехал в Москву, для него это стало настоящим открытием. Он чувствовал себя дома. Там он был совершенно другим человеком. Мама же не хотела туда возвращаться.

А я поехал всего лишь раз. Это был 1999 году. До этого я побывал уже во многих странах мира и как-то почувствовал, что пора на родину — увидеть то, о чем мне так много рассказывали. Я провел там месяц. Я увидел, как Москва изменилась, потому что у меня сохранились детские воспоминания. Вначале я чувствовал себя туристом. А в предпоследний день я проснулся и почувствовал себя дома. Мне уже сны снились по-русски. Накопленные чувства и то, что я увидел, — видимо, все это мне дало чувство дома. 

Но с тех пор я не возвращался в Россию, хотя знаю, что когда-нибудь снова поеду. Я слежу за тем, что там происходит. Несколько лет была свобода, но хрупкие достижения 90-х были утеряны — и все вернулось к старому: убийства, преследования, отравления… Я думаю, что приход Путина к власти ознаменовал собой  начало движения по кругу вспять.

Все, что происходит в России, меня касается — ведь это мои корни. Были времена, когда я не очень этим интересовался, но я в последние годы много времени проводил с мамой, и она мне многое рассказывала.

Мне очень запомнилась история свадьбы моих родителей в ГУЛАГе. Ведь отца арестовали за пять дней до заключения брака, и он долго добивался от властей, чтобы ему разрешили с мамой пожениться. Правительство не хотело. Тогда он объявил голодовку. Она длилась 26 дней. Его поддержала группа заключенных. Об этом узнали правозащитники. И тогда власти дали разрешение на заключение брака. Это была первая свадьба в ГУЛАГе. Когда я узнал эту историю, я подумал: «Храбрые люди». Эта история легла в основу театральной пьесы «Зеки», постановка которой в 80-х годах прошла в Нью-Йорке. Эта афиша висела у нас дома. Теперь я хочу об этой истории сделать фильм.

Конечно, это не самое эффективное действие, чтобы поменять все к лучшему. Но как художник я вношу свой скромный вклад в то, чтобы дух диссидентства жил, а люди побороли бы свой страх.

Моя мать говорила мне, что надежда такая же заразная вещь, как страх. Поэтому важно давать людям надежду. Мои родители противостояли брутальному режиму — и у них это получилось. И я хочу об этом напомнить. Диссидентская среда, в которой я вырос, оставила свой отпечаток на моей личности, на моем творчестве. Именно поэтому, я хочу вернуть людям веру в себя.