«Мне устроили экскурсию в КГБ»: бывший корреспондент RFI в Москве о распаде СССР

30 лет назад, когда распался Советский союз, Оливье Роже был молодым репортером Международного французского радио RFI. В декабре 1990 года он впервые поехал в Москву и с тех пор регулярно туда возвращался. В 1994 году он стал постоянным корреспондентом корреспондентом нашей радиостанции в России, где проработал до 1998 года. В интервью Русской редакции RFI он рассказал о том, как попал на экскурсию в КГБ, как Советский союз повлиял на его мировоззрение и почему только 30 лет спустя он написал роман о развале СССР.

Бывший корреспондент RFI в москве Оливье Роже. © Gilles Vidal

RFI: 30 лет назад распался Советский Союз. Официально он прекратил свое существование 26 декабря 1991 года. Одни утверждают, что процесс распада начался в конце 80-х, другие — с августовским путчем. Будучи в Москве, вы стали свидетелем последних месяцев существования СССР. Обратимся к вашим воспоминаниям репортера. Как вы пережили те события?

Оливье Роже: Я пережил те исторические события с большим восторгом. Я тогда был совсем молодым журналистом, только закончил учебу и всего несколько месяцев как работал на RFI. У меня была возможность путешествовать в Москву с декабря 1990 года. Меня тогда встретил бывший руководитель Русской службы RFI, мой друг Лев Бруни. Как только я приземлился в Москве, он мне сказал: «Ты сейчас все поймешь о России. Пойдем со мной».

Мы вместе пошли на Манежную площадь. Шел снег. Там собралось 150 000 человек. Люди скандировали имя Бориса Ельцина. Он посмотрел на меня с высоты своего роста – он был высокий, а я такой маленький – и сказал: «Теперь ты понял?» Потому что я ему все время говорил «Горбачев, Горбачев, Горбачев», а он мне отвечал «Ельцин, Ельцин, Ельцин». Так, фактически с распадом СССР началась наша долгая дружба. Тогда я действительно понял и осознал масштаб проблем и этот исключительный период, который переживал Советский Союз.

Для вас лично когда перестал существовать СССР? Я этот вопрос задаю многим своим собеседникам и ответы получаю абсолютно разные. Люди называют разные даты и моменты жизни. А некоторые утверждают, что Советский союз еще окончательно и не распался…

У меня двоякий ответ на этот вопрос. Я думаю, что распад СССР начался с Юрием Андроповым. Он возглавлял КГБ и в государственном аппарате первым понял, что страна идет в тупик. В эпоху Рейгана конкуренция с США была особенно жесткой. Юрий Андропов начал объяснять КГБ и партии, что стране нужны глубокие реформы. Это он — отец Перестройки. Он выделил Горбачева как человека, который может провести эти реформы. Андропов недолго пробыл у власти, он был болен и вскоре умер. Пришедший после него Черненко отложил задумку Андропова, чей план заключался в том, чтобы привести Горбачева как можно быстрее к власти, чтобы провести реформы. Безусловно, он не представлял, что эти реформы могут привести к развалу СССР. Это не входило в его планы. Наоборот, он хотел реформировать страну, чтобы она существовала как можно дольше. Так что начало конца пришлось на период правления Андропова, который оказался очень проницательным.

Что из увиденного в ходе вашей репортерской работы убедило вас в том, что это конец?

В первую очередь, это была та акция в поддержку Ельцина на Манежной площади в декабре 1990 года, о которой я говорил в самом начале. Затем все, что происходило в августе 1991 года перед зданием Белого дома. Борис Ельцин на танке и толпа, собравшаяся перед зданием парламента, которая скандировала его имя. Меня поразило абсолютное спокойствие этой толпы. Люди проявляли внимательность и заинтересованность. Они знали, что переживали крайне важные события. На лицах этих людей я видел радость и одновременно степенность.

►►► Распад СССР: как это было 30 лет назад. Взгляд из Франции. Спецпроект RFI.

В сентябре 1991 года я осознал, что происходят важные процессы, которые, несомненно ведут к распаду СССР, когда я позвонил в дверь КГБ и сказал, что хочу сделать репортаж.

Без предупреждения? Без телефонного звонка?

Подождите. Это было что-то невероятное. После августовских событий и провала ГКЧП Москва была в состоянии шока. Не было власти, никто не знал, кто руководит страной. Это длилось приблизительно месяц, потом Горбачев вернулся из Фороса и восстановил власть, что-то начало приходить в порядок, но до этого было непонятно, кто руководил страной и это было абсолютно невероятно.

Я не то чтобы этим воспользовался, но подумал, что это период, когда можно сделать интересные репортажи. Я пошел в КГБ, позвонил в дверь, охранники мне сказали, чтобы я вернулся в четверг. Они связались с пресс-службой. Да, тогда была пресс-служба… Я пришел в четверг и встретил агента из пресс-службы, который прекрасно владел французским языком. Он провел мне экскурсию, я увидел кабинет Дзержинского. Конечно, мне не показали тайные тюрьмы, которые якобы были закрыты, хотя не совсем. Многого я не увидел, но мне показали коридоры, кабинеты и сам кабинет основателя КГБ. Мы говорили целый час. Тогда я подумал: раз уж КГБ превратилось в такого «туроператора», который устраивает для западных журналистов экскурсии по своей штаб-квартире, значит действительно страной никто не руководит. Я подумал, что конец близок.

Какие у вас были представления об СССР перед вашим приездом? Вы, наверное, представляли, что это очень закрытая страна и западному человеку туда попасть очень сложно, что за иностранными журналистами следят… Ваши представления подтвердились на месте?

Мы знали, что с приходом Горбачева и с Перестройкой страна существенно открылась. Мы знали, что западные журналисты могли относительно свободнее работать, даже если за нами следили. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что было даже в 87-88 годах, когда действовал целый аппарат по контролю и слежке за журналистами. Мы быстро поняли, что журналистов размещали в дипкорпусе — то есть в зданиях, которые были предназначены для дипломатов и иностранных корреспондентов, и где персонал работал на КГБ. Но эта ситуация постепенно менялась, поскольку Москва разрешала журналистам приезжать и останавливаться в гостиницах или даже на частных квартирах. Я постепенно узнавал это все, потому что до моего приезда у меня были достаточно общие представления.

В студенческие годы я был активистом и членом (французской) коммунистической партии, которая была троцкистской. Мы были настроены антисоветски и антисталински. Но мы были — за коммунизм. Я мечтал оказаться по ту сторону «железного занавеса», увидеть, что там происходит. Я знал, что было социальное бедствие, люди не были свободными и счастливыми. Однако со временем мы поняли, что 90-е — это был крах, потому что была разрушена жизнь миллионов людей, которые столкнулись с бедностью, алкоголизмом, болезнями… Моя поездка в Москву позволила мне сопоставить реальность с моими представлениями об СССР, которые в какой-то степени были идеализированными.

С 1994 по 1998 вы были постоянным корреспондентом RFI в Москве. Возвращались ли вы туда с тех пор и какое у вас мнение о современной России 30 лет спустя после распада СССР?

С тех пор я не возвращался, но был в других бывших советских республиках. Например, недавно я был в Таджикистане. Я должен признаться, что сегодня у меня нет четкого мнения о современном российском обществе. Но как демократ я склонен идеализировать, и думаю, что общество должно открываться и двигаться вперед.

Однако мы видим, что травмы 90-х оставили такой сильный отпечаток в сознании людей, что они препятствуют развитию. Россияне увидели в Путине «спасителя»: Путин их «спас» от социальной безнадежности, экономического застоя и этого шока 90-х, когда строилась свободная торговля и экономика, но при этом все рушилось. То есть, с одной стороны была попытка спастись, с другой стороны — те, кто не смог адаптироваться и найти себя в эти суровые времена, когда все так быстро менялось, пережили катастрофу.

И даже теперь этот страх и шок настолько глубок, что людям трудно представить себе Россию без Путина. Может быть, я ошибаюсь, но я так понимаю ситуацию. И мне кажется, чем дальше, тем большая часть общества, особенно молодежь, начнет говорить: «Хватит, мы хотим изменений». Это общество обречено и эта политическая система тоже обречена на эволюцию. Но у меня недостаточно глубокие и точные знания о сегодняшней ситуации, чтобы судить.

У вас до сих пор очень яркие воспоминания о тех годах, которые вы провели в России. Вы переслушивали свои репортажи? Какие у вас чувства возникают, когда вы снова слушаете те истории?

Это невероятная коллекция воспоминаний. Когда я был в Москве, у меня была возможность узнать не только русских, но всю мозаику народов, которые жили в СССР: ингуши, чеченцы, армяне, литовцы, латыши и т.д. Знакомство с ними, с их образом жизни — это лучшие воспоминания моей жизни не только потому, что я делал тогда свои первые шаги в журналистике, но еще и потому, что это был невероятный опыт. Я познавал мир и познавал его через знакомство с этими удивительными людьми, которые когда-то были гражданами СССР.

О развале СССР вы рассказывали не только в репортажах, но написали об этом роман под названием «Les hommes incertains» (Растерянные люди). Почему роман и почему такое название?

Я написал этот роман почти 30 лет спустя после моего первого приезда в Москву. Я думаю, что это время, которое мне понадобилось, чтобы все переосмыслить и на этой основе создать произведение. Роман позволяет рассказать и воссоздать. Я с большим удовольствием окунулся в свои воспоминания, но также с помощью воображения попытался представить, что переживали те, кто стал жертвой системы, кто не понял, что произошло. А это название я выбрал, потому что действие происходит в начале 90-х, когда исчезла уверенность и люди начали сомневаться во всем. Единственное, в чем они были уверены, что нужно идти вперед и будущее может быть светлым — согласно лозунгу коммунистической партии со дня ее основания.

Когда ваша книга вышла в 2019 году, вы сказали, что приняли решение написать ее, когда осознали: пережитые Советским союзом невероятные потрясения перекликаются с современностью. 30 лет спустя каким вы видите отголосок развала СССР в наши дни?

Отголосок очень простой: ничего не достигнуто ни для государства, ни для общества, ни для человека. Нужно постоянно говорить о тех ценностях и принципах, за которые мы боремся. Если мы демократы и живем в демократическом обществе, мы должны его защищать, потому что ничто не вечно. Империя не вечна, нация не вечна.

Я думаю, что распад СССР сегодня должен заставить европейских лидеров задуматься. Развал Советского союза пришелся на момент начала строительства политической Европы с подписанием Маастрихтского договора в 1992 году. Если мы дорожим этим европейским сообществом и хотим его сохранить, мы должны сделать так, чтобы сохранить ценности, на основе которых Европа была построена. Нужно быть бдительными, открытыми к дебатам, к дискуссиям, к противоположному мнению и защищать то, во что мы верим, в противном случае это исчезнет.