Кинособытие: Триер, но другой

23 ноября на российские экраны вышла картина, которую в этом году будет представлять Норвегию на Оскарах. Это — «Тельма» Йоакима Триера. В отличие от Ларса фон Триера, Йоаким не датчанин, а норвежец.

Постер фильма Йоакима Триера «Тельма» kinopoisk.ru

07:39

Кинособытие: Триер, но другой

Юрий Гладильщиков (Москва)

В начале нынешнего десятилетия произошла трагедия, которую я считаю главной и опустошительной для современного кинематографа. На ровном месте из-за глупости навсегда рассорились фестиваль № 1, которым, конечно же, остается Каннский, и самый, возможно, талантливый режиссер наших дней датчанин Ларс фон Триер.

Именно фон Триер на протяжении почти четверти века, с начала 1990-х, был и оставался символом Каннского радикализма. Именно он был тем непредсказуемым гением, способным раз в пять-шесть лет полностью менять стиль и направление своего творчества, которого, полагаю, и мечтал выпестовать идеолог Каннского фестиваля Жиль Жакоб. Уходя в добровольную отставку, Жакоб явно мечтал передать фон Триера своему преемнику Тьерри Фремо. Ведь другого подобного символа, как фон Триер, у Каннского фестиваля пока нет. Хотя фильмы всех лучших режиссеров мира — всегда в Каннах.

Но случился скандал. Я два раза лично общался с фон Триером и знаю, что он никак не скандалист. Он вежливый интеллигент. У него есть чувство юмора — в отличие, скажем, от Александра Николаевича Сокурова, для которого юмор, судя по всему, чистая дьявольщина. Но фон Триер явно не выносит толпы и не любит дурацкие вопросы. Тут они с Сокуровым близнецы-братья.

И, устав на каннской пресс-конференции по поводу фильма «Меланхолия», на очередной кретинский вопрос «а не фашист ли он», фон Триер ответил: да, я фашист, и понимаю одиночество Гитлера, когда тот в последние отчаянные дни войны сидел в бункере.

Русскому человеку это напоминает «Мертвые души» Гоголя. Там был такой персонаж Ноздрев — как и все прочие персонажи сатирический. И на вопросы, а не шпион ли Чичиков, он уверенно отвечал: да, шпион.

В итоге, однако, фон Триера объявили в Каннах персоной нон-грата. Потом опомнились и отменили свой приговор, но тут уже воспылыла душа Ларса фона. Свой следующий фильм «Нимфоманка» он презентовал на главном конкуренте Каннского фестиваля — Берлинском. Причем вышел там в майке, которая знакома многим журналистам как рекламно каннская, но с надписью «персона нон-грата».

Боюсь, после этого помириться стало еще сложнее.

А Канну понадобился новый Триер.

Им оказался Йоаким, который моложе Ларса на 18 лет и тоже, как и Ларс, родился в Копенгагене, но считается при этом не датским, а норвежским, по отцу, режиссером. Долгое время считалось, что Йоаким не имеет никакого отношения к Ларсу. Теперь говорят, что его мать — родственница фон Триера, тем более что аристократический «фон» в его фамилии, считайте, псевдоним. Фон Триер, известный провокатор, добавил словечко фон к своей фамилии отчасти как вызов, шутку и уж точно — дань уважения к таким классикам-иммигрантам классической голливудской режиссуры, как Штрогейм и Штернберг, которые тоже не были никакими «фонами».

При этом если два предыдущих фильма Йоакима Триера «Осло, 31 августа» и «Громче, чем бомбы» были представлены именно в Каннах, то последний «Тельма», не успевший к Каннскому фестивалю, был презентован миру в Торонто. Тамошний сентябрьский фестиваль считается первым этапом оскаровской гонки. Не случайно, что Норвегия выдвинула на грядущий «Оскар» именно «Тельму».

«Тельма» (чуть не написал «Матильда») — странноватое кино. Опишу одно только начало. Не бойтесь, это последний спойлер в этом тексте. Папа с малолетней дочерью идут на охоту по льду замерзшего озера. Подо льдом плавают рыбы — природные существа будут важны для дальнейшей концепции. После озера уже в заснеженном лесу папа и дочь видят лань. Папа прицеливается — и вдруг переводит ружье в затылок не замечающей этого дочери. Почему? Ответ лишь в финале.

Это фильм о девушке из ортодоксальной семьи, которая поступает в университет, уехав из своей деревни в большой город.

Кстати — уход в сторону — для меня всегда очень забавны скандинавские, редкостно мрачные триллеры, описывающие тамошнюю провинцию. От этого можно впрямь ухохотаться. Для них расстояние в 20 километров — это всегда дыра, из которой люди нигде — ни в Дании, ни в Норвегии, ни в Швеции — не способны выбраться в столицу. Мне тоже, помнится, казалось в детстве, будто Москва почти недостижима. Но я-то жил на расстоянии почти двух тысяч километров от нее. А сколько людей у нас продолжает обитать на расстоянии восьми-десяти тысяч километров! Во Франции от Парижа до моря (Марселя) — четыре часа езды скоростным поездом. Что же они в Скандинавии так постоянно мучаются? У них, в самых благополучных странах Европы, нет денег на билет в простую электричку?

И такое страдание! И сколько раз я это в кино наблюдал!

Однако, к девушке. У нее, которая благодаря ортодоксальной семье не курит и не пьет, возникает роман. Тоже с девушкой. Но она его боится. Возможно, она и слышала, что именно романы девушки с девушкой и парня с парнем считаются сейчас единственно нормальными, а вот все прочее — чистая нечисть. Но не вполне к этому готова. Поэтому у нее начинаются психосоматические припадки, похожие на эпилептические.

Кстати, скандинавские девушки в фильме выглядят просто идеально. Хотя скандинавские ли они? Кроме главной героини, одна — Аня, другая — Юля. Главная героиня-то еще ладно. Хотя, вы вообще видели хорошеньких скандинавок, если оставить за рамками воспоминаний картины Ингмара Бергмана? Но Аня и Юля, скорее, уроженки нашего Кавказа.

Но Бог с ними, со скандинавками. О чем все-таки фильм? И вот тут большой вопрос.

Я был бы только рад, если бы он остался замкнут в рамках лесбийской любви. Тогда было бы интересно сравнить его с недавним обладателем Каннской «Золотой пальмовой ветви» — «Жизнью Адель» француза, выходца из Туниса, Абдельлатифа Кешиша.

Но фильм Йоакима Триера ускользает от этой любви, становится откровенно мистическим, темным. Суть его, в конечном счете, в том, а была ли вообще любимая девушка? Прямо как у Федора Михайловича: а был ли мальчик?

Основа фильма оказывается совсем иной, нежели мы предполагали. Все сводится не к запретной любви, а к психосоматическим изменениям. Главный конфликт — не между любовницами, а между героиней-девушкой и ее родителями, прежде всего отцом, который целился в нее из ружья в самом начале картины.

Отец — адепт религиозного начала в жизни, которое теперь активно насаждают и в России. Бывшие коммунисты и уж точно все первые лица государства истово крестятся по любому поводу. А уж во время религиозных праздников готовы, кланяясь перед патриархом, лоб себе расшибить. Дочь — вырвалась из этой тюрьмы. И именно это стало для нее серьезным моральным и психофизическим испытанием.

Именно религиозное детство (есть еще другое страшное воспоминание — но нельзя же раскрыть все тайны?) бросает ее теперь то в жар, то в холод, то в эпилепсию. И, конечно, очень важно гигантское количество присутствующих в фильме зверей, вплоть до змеи. Ведь в ее душе сражаются природа и догма. Хотя кто-то скажет, что сражаются Бог с Сатаной.

Сможет ли один Триер затмить в Каннах другого? Пока что сомневаюсь. При всех раскладах, соперничество — любопытное.

Но я каверзен. Не терплю недочеты. Я готов примириться со всей мистикой фильма. Но не понимаю одного: как неопытная деревенская, да еще и религиозная девушка может столь профессионально… ладно, не профессионально, просто качественно целоваться?