«Хочу понять» — что ждут жертвы от суда по делу о терактах 13 ноября 2015?

На суде по делу о парижских терактах, совершенных 13 ноября 2015 года, 1800 истцов встретятся лицом к лицу с 20 обвиняемыми. Некоторые пострадавшие надеются в результате суда понять смысл случившегося и, может быть, перевернуть страницу. Другие не хотят даже получать информацию о том, что происходит на слушаниях. Каких решений ждут выжившие в терактах от процесса, уже названного «историческим»?

Одно из парижских кафе, le Carillon, на террасе которого (а также на террасе находящегося напротив ресторана Le Petit Cambodge) в пятницу, 13 ноября, террористами были расстреляны 15 человек. REUTERS/Charles Platiau

«Я ничего не жду от суда», — говорит журналистам накануне процесса один из пострадавших. «Хочу понять», «боюсь разбередить травму», «очень опасаюсь, что защита начнет их оправдывать, это трудно выдержать» — в Париже начались слушания по делу о терактах 13 ноября 2015 года, и реакции пострадавших самые разные, от полного неприятия процесса до надежды получить хоть какие-то объяснения трагедии. Страх, панические атаки, желание понять случившееся, освободиться от гнета, перевернуть страницу, помочь следствию, чувство вины, которое испытывают близкие погибших, а также те потерпевшие, которым удалось выжить после теракта, — в решениях истцов присутствует вся гамма посттравматического состояния.

И это только свидетельства тех, кто согласился беседовать с прессой. При предварительном посещении зала, в котором на протяжении девяти месяцев будут проходить слушания, истцы попросили выдать им разные бэджи: тем, кто согласен отвечать на вопросы, на зеленом шнурке, и тем, кто отказывается, на красном. Среди истцов — выжившие в терактах, люди, присутствовавшие в театре «Батаклан», на террасах кафе, по которым стреляли из автоматов, на стадионе «Стад де Франс», а также семьи погибших и представители ассоциаций жертв.

Пресса общается с истцами и их адвокатами, но далеко не все пострадавшие решили подать в суд, и еще меньше (немногим более 10% истцов) согласились свидетельствовать. Большинство не хочет возвращаться к трагическим событиям, а некоторые и вовсе уехали из Парижа, «чтобы забыть».

Для кого-то трагические события стали началом долгого процесса осмысления, который трудно выдержать в одиночку. Брюно Понсе защищал в «Батаклане» свою «соседку» по концерту Эдит Cера, спрятав ее под креслами балкона. Он не хотел свидетельствовать на процессе, но не хочет оставлять Эдит одну. «Мы теперь одна семья», — говорит Брюно.

«Ничего не ждать от обвиняемых»

Кроме нежелания возвращаться к травмирующим событиям существует и понятный страх свидетельствовать с открытым лицом и под своим именем. «Джихадисты могут захотеть завершить свое грязное дело или отомстить», — говорит один из пострадавших. За исключением случаев, когда истцы сами хотят, чтобы их фамилия фигурировала в СМИ, пресса обязана называть только имя, а видеозапись процесса не покинет судебный архив. Истцы начнут свидетельствовать в конце сентября, каждому выделено примерно полчаса, в целом свидетельствования потерпевших будут длиться около 25 дней. Суд не настаивал на необходимости большего количества свидетельств, никто не уговаривал потерпевших, все истцы стали истцами по собственному выбору.

Даже те, кто надеется получить во время слушаний какие-либо объяснения, ничего не ждут от Салаха Абдеслама, который все эти годы молчал и не отвечал на вопросы следствия. В первый день суда на просьбу судьи назвать свое имя, фамилию и профессию, единственный оставшийся в живых участник группы джихадистов, атаковавших зрителей в «Батаклане», ответил: «Свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк его».

Глава антитеррористической прокуратуры Жан-Франсуа Рикар в интервью France Inter тоже считает, что на суде вряд ли удастся получить конкретную информацию от обвиняемых: «Я никогда не видел, чтобы какой-нибудь террорист дал суду объяснения своих действий, — сказал он. — Они или молчат, или используют расплывчатые аргументы, или делают общие заявления идеологического характера». 

По мнению Филиппа Дюперрона, президента ассоциации 13onze15, чей сын Тома погиб в «Батаклане», перед обвиняемыми «нельзя чувствовать себя просителем, чего-то ждать от них, мы им ничего не должны».

Число истцов, согласившихся свидетельствовать, может еще измениться — на решение могут подействовать слова других пострадавших, острое напряжение момента. Стать истцом, подав жалобу, можно на протяжении почти всего процесса. Адвокаты обвинения, несмотря на то, что все они специализируются либо на уголовных делах, либо на делах, связанных с тяжкими телесными повреждениями, и имеют в этой области опыт, опасаются в данном случае неожиданной посттравматической реакции своих подзащитных. Нынешний процесс особенный, — для тех истцов, которые решили не свидетельствовать и даже не присутствовать на процессе, но все же хотят следить за ним, был открыт онлайн-радио канал. «Мы может справиться с реакцией тех, кто находится в зале, но не тех, кто следит за судом из дома», — говорит адвокат Фредерик Бибаль, который представляет около 50 истцов. «Раньше никто из нас не участвовал в процессах, никто не знает, что нас ждет», — подтверждает один из пострадавших.

Именно для смягчения травмирующего психологического воздействия на пострадавших выбор был сделан пользу радио, а не телеканала. Некоторые жертвы, не собиравшиеся становиться истцами, все же подали жалобу, чтобы получить специальный код для пользования каналом. Специально для истцов на протяжении всего времени слушаний также работает телефонная психологическая служба поддержки.

Психолог Кароль Дамиани, которая возглавляет ассоциацию помощи жертвам Paris Aide aux victimes говорит, что неуверенность чаще всего возникает от следующих вопросов: «Удастся ли мне не впасть в ярость, сдержать себя?», «Хватит ли мне сил это выдержать?» или «Что я могу сказать, если до меня десятки человек скажут то же самое?» При этом люди чувствуют необходимость высказаться.

В решении «участвовать — не участвовать в процессе» есть еще и вопрос реальной возможности следить за судом на протяжении девяти месяцев. «Мое начальство мне сказало, что я могу брать для суда сколько угодно дней, мне их не засчитают как отсутствие. Мне повезло», — считает один из истцов. Но у всех разная ситуация, особенно сложно иностранцам. В интервью RFI семья чилийца Луиса Фелипе Зшохе, погибшего в «Батаклане» рассказывает о том, как трудно было получать информацию, взять адвоката, подать жалобу в суд. К тому же, вся документация существует только на французском языке, тогда как во время терактов погибли люди 23 национальностей.

Некоторые истцы намерены потребовать отчета у государственных организаций, которые, по их мнению, допустили существование джихадизма на французской территории. 44-летняя Сесиль, пострадавшая во время теракта в «Батаклане», говорит, что намерена заявить о недостатках функционирования Фонда помощи жертвам терактов, в обязанности которого входит выплата компенсаций.

Артюр Денуво, выживший после теракта в «Батаклане», в интервью France Culture говорит, что многим не ясно также, коого именно будут судить на процессе — «обвиняемых, террористическую группировку „Исламское государство“ или внешнюю политику Франции».

«Не жертва, а действующее лицо»

К самому суду пострадавшие тоже относятся по-разному. Некоторые опасаются, что он даст повод для более широкого освещения высказываний террористов, «тогда как им не надо давать слово». Но большинство не согласно с этой позицией и считает, что главное — «не опускаться на уровень преступников». Процесс даст возможность перестать быть «только» жертвой, стать действующим лицом происходящего, управлять собственной судьбой.

Главное для пострадавших — правосудие, непосредственно сам суд, который должен проходить в соответствии с законом Республики. Об этом, открывая слушания, напомнил глава Уголовного суда Жан-Луи Периес. «Все мы должны дать возможность осуществиться правосудию, во всем достоинстве этого процесса», — сказал он.

Лора Наттиез, социолог и автор книги «13 ноября — свидетельства, рассказ», объяснила в интервью France 24, что процесс важен как для непосредственных жертв терактов и для их близких, так и для французского общества в целом, поскольку вся страна должна будет заново обратиться к происшедшему, понять его смысл и дать возможность жертвам залечить их раны.