Адвокат Калой Ахильгов: Если приговор лидерам протестов в Ингушетии устоит, эта практика будет распространяться на всю страну

15 декабря Кисловодский городской суд приговорил к длительным срокам заключения лидеров ингушских протестов против изменения границы между Чечней и Ингушетией. Малсаг Ужахов, Муса Мальсагов и Ахмед Барахоев получили по 9 лет колонии. К 8 годам лишения свободы приговорили Бараха Чемурзиева, Исмаила Нальгиева и Багаудина Хаутиева. Зарифе Саутиевой назначено наказание в виде 7,5 лет колонии. Их признали виновными в организации насилия в отношении представителей власти и создании экстремистского сообщества. Свою вину обвиняемые не признали. Адвокаты заявили, что будут оспаривать приговор. С одним из защитников, участвовавших в процессе, Калоем Ахильговым побеседовала корреспондент RFI.

Митинг в Назрани 26/03/2019. AP - Musa Sadulayev

В сентябре 2018 года глава Чечни Рамзан Кадыров и тогдашний руководитель Ингушетии Юнус-Бек Евкуров заключили соглашение об установлении границы между двумя республиками, которая не была закреплена со времён распада СССР. Документ позволил Чечне присоединить к себе часть Сунженского района Ингушетии в обмен на горные и лесистые территории в Надтеречном районе Чечни. По расчетам ряда экспертов, Ингушетия отдавала Чечне в 26 раз больше территории, чем получала от нее. Это привело к массовым протестам в столице Ингушетии Магасе. Один из митингов, 27 марта 2019 года, закончился столкновениями с ОМОНом и Росгвардией. После этого на участников протестов были заведены десятки уголовных дел.

Адвокат Ахмеда Барахоева и Бараха Чемурзиева Калой Ахильгов рассказал RFI о реакции на приговор в Ингушетии и о дальнейших перспективах дела.

RFI: Чем можно объяснить такие людоедские сроки?

Калой Ахильгов: Мы можем объяснить это тем, что решение принимает не судья, и сроки назначаются не в здании суда и даже, может быть, не судьями вовсе. Безусловно, этот процесс является показательным. Мы его называем процессом против гражданского общества. И такие сроки объясняем тем, что это назидание другим гражданам, чтобы они не смели выражать свою гражданскую позицию.

Почему дело о событиях в Ингушетии рассматривал Кисловодский городской суд, а приговор оглашался на выездном заседании в Есентуках?

Еще когда дело должно было быть передано в суд, первый заместитель генпрокурора Сыдорук обратился в Верховный суд с ходатайством об изменении подсудности в связи с тем, что в материалах дела имеется справка (на одном листочке) из ФСБ о том, что подсудимые имеют некие связи в судебной системе Ингушетии и они могут повлиять на принимаемое решение. Такие же справки, только с указанием других фамилий, были у всех проходивших по этому делу. Я говорю о тех, кто был осужден непосредственно за применение насилия — это 39 человек. По всем 39-ти была изменена подсудность именно на основании справки из ФСБ.

Приговор ошеломил всех, даже тех, кто не особенно внимательно следил за этим делом. И нужно честно признать, что оно недостаточно активно освещалось в СМИ. Почему, по вашему мнению на него не обращали должного внимания. А между тем, если обратиться к сути того, за что, собственно, осудили людей, это очень бьется с тем, о чем говорил Александр Сокуров на встрече СПЧ с президентом Путиным.

Вы правы. Не освещали, потому что многим кажется, что Ингушетия — это где-то далеко, это не Москва и не Питер, это не какие-то известные гражданские активисты… У нас всегда так было. Мы в Ингушетии, на Кавказе всегда были в некоем «кювете» информационного пространства. Но, тем не менее, все, что происходило потом, проецировалось на остальную Россию. И такая ошибка, на мой взгляд, не только СМИ, но и, вообще, активной части гражданского общества, заключается в том, что они не видят параллелей между тем, что происходит у них здесь в Москве, в Питере, в Екатеринбурге, в Ростове с тем, что происходит на Кавказе.

Ведь Кавказ исторически был (простите меня за такое слово) «полигоном» для проверки конструкций обвинения. Если мы посмотрим непосредственно на это дело, на конструкцию обвинений, то сегодня должно быть понятно наконец всем, что любая общественная деятельность, любые общественные организации и их участники могут быть признаны экстремистами исключительно по щелчку пальцев. И если приговор устоит, то, безусловно, эта практика будет распространяться на всю страну. Это нужно очень хорошо понимать.

Известно ли вам что-то о реакции в самой Ингушетии, которую вызвал приговор, и какие у него могут быть последствия?

Многие задают вопрос относительно того — будут ли акции протеста. Вы себе не представляете, насколько в Ингушетии закручены гайки после тех событий. Невозможно не только попытаться выйти на протест, но даже просто подать заявку на проведение того или иного публичного мероприятия. Потому что тут же начинается реакция со стороны Центра по противодействию экстремизму, тут же вызовы, обыски, допросы и так далее. Естественно, это оказывает негативное влияние на тех, кто пытается это делать.

Я считаю, что при таком раскладе в таких обстоятельствах нет смысла пытаться проводить общественные мероприятия. Даже если люди выйдут — это закончится разгоном и очередным уголовным делом. Порождать эту бесконечную цепочку уголовных дел нет смысла. Но то, что вчера этот приговор был оглашен именно в том виде, в Ингушетии вызвал, безусловно, скорбь и возмущение. Я по себе это знаю. Люди не просто возмущены, они готовы были бы, наверное, и выйти, если бы была такая физическая возможность, но ее нет. Вы знаете, в Ингушетии очень особенные внутриобщественные отношения. Похороны, свадьбы и так далее — это места, где происходит реальная жизнь. И там на этом уровне этот протест, это возмущение проявляется повсеместно.

Среди тех семерых, кому был вынесен приговор, есть люди очень немолодые, для которых срок может стать пожизненным. Поскольку на справедливые решения в российских судах надежды мало, можно ли рассчитывать на ускоренное рассмотрение дела в ЕСПЧ?

Мы очень на это рассчитываем. Потому что мы знаем нормы протокола, которые позволяют в исключительных случаях рассмотреть дело в ускоренном режиме. И мы, конечно же, будем просить ЕСПЧ об этом. Но для того, чтобы добраться до Европейского суда нам нужно сейчас пройти необходимые две инстанции в нашей стране — это апелляция и кассация. Безусловно, мы будем ходатайствовать об этом и мотивировать свое ходатайство, но, конечно, решение останется за ЕСПЧ.