«Партнеры в нужде»: французский эксперт о перспективах сближения Москвы и Тегерана
Режимы в Москве и Тегеране, находящиеся под международными санкциями, демонстрируют активное сближение на фоне вторжения России в Украину. Россия, судя по всему, нашла в Иране перспективного поставщика недостающих ей систем вооружений. Что Тегеран мог получить взамен? Каковы перспективы и границы российско-иранской кооперации? Как к сближению с Россией относятся в самом Иране, где с сентября не утихают протесты? Обсуждаем с Клеманом Термом (Clément Therme), специалистом по Ближнему Востоку, преподавателем Парижской школы международных отношений (Sciences Po PSIA) и Университета Монпелье.
Опубликовано:
Ксения Гулиа: Если сделать краткий экскурс в историю, какова раньше была динамика отношений между Москвой и Тегераном? И в связи с этим другой вопрос: можно ли назвать нынешний уровень двусторонней кооперации беспрецедентным расцветом?
Клеман Терм: Исторически, с XVI века, между Ираном и Россией были только краткие периоды согласия. В частности, в XVI–XVII веках, — против Османской империи. С XVII века имело место имперское соперничество. Особенно с учетом продвижения России на юг, в районе Каспийского моря. С иранской стороны имеется травма 1828 года — Туркманчай (Туркманчайский мирный договор между Российской империей и Персией (Ираном), завершивший русско-персидскую войну 1826—1828 гг., укрепивший позиции России в Закавказье — RFI), ставший национальным унижением Ирана и остающийся для иранских националистов негативным элементом национальной коллективной памяти.
Я всегда говорю, что иранские муллы реализовали мечты иранских коммунистов, [марксистско-ленинской] «Народной партии Ирана» (партии Туде). (Иранская коммунистическая партия Туде, основанная в 1941 году, была разгромлена после Исламской революции 1979 года, на сегодняшний день большинство ее деятелей находятся в эмиграции — RFI). Партия Туде в эпоху [последнего иранского шаха] Пехлеви, то есть до 1979 года, через импорт коммунистической идеологии в Иран продвигала позитивный образ Москвы.
При Исламской республике, муллы, как я сказал, реализовали мечту партии Туде, но им не удалось изменить общественное мнение иранцев в отношении России. Когда я писал свою докторскую диссертацию, я констатировал, что очень мало иранцев изучают русский язык, например. Иранские студенты скорее учат английский. Иранская диаспора не едет в Россию, как во времена СССР, когда туда уезжали иранские коммунисты. Они уезжают в западные страны.
А сейчас мы видим, что большинство иранцев поддерживают Украину. Даже в авторитарных странах общественное мнение имеет значение. Иранское общественное мнение не стало пророссийским при Исламской республике. Это остается проектом аятоллы Али Хаменеи, который является высшим руководителем Ирана с 1989 года. Так что уровень двусторонних отношений — это в первую очередь результат дружбы между Владимиром Путиным и аятоллой Хаменеи. Один у власти-де-факто 20 лет, другой — 33 года. Это проект, исходящий с самого верха государств.
Что касается России, я не видел последних опросов, но в период, когда я писал диссертацию и проводил исследования, среди россиян тоже был не самый благоприятный образ Ирана. Это был 2010 год. А в Иране нынешние независимые опросы показывают ухудшившийся образ России и, я думаю, еще в большей степени сейчас, в контексте войны России с Украиной.
Что сейчас толкает два антидемократических изолированных режима к кооперации?
У этих двух стран ухудшаются отношения с Западом, но они не изолированы в мире, тут все сложнее.
Есть их долгосрочная работа по «строительству постзападного мира», важная для их систем мышления и встречающая некоторый отклик в южном полушарии. Эту цель Россия и Иран делят с Венесуэлой Николаса Мадуро и другими странами, оспаривающими международный порядок.
Далее — существует интенсивный межрелигиозный диалог между русской православной церковью и официальным шиитским духовенством Ирана. Они вместе осуждают гомосексуальность, «моральное падение Запада». Впрочем, они хоть и согласны «против», но никогда не согласны — «за». Русская православная церковь отстаивает свое видение православных «прав человека», муллы — исламских. Это то, что касается идеологии.
Есть и сфера безопасности. Али Хаменеи, высший руководитель Ирана с 1989 года, рассматривает Россию как гарантию выживания режима. С начала 1990-х Россия передает Ирану все «чувствительные» технологии в космической, ядерной, военной сферах, которые Запад отказывается предоставлять Исламской республике. В обмен Иран не оспаривает российский порядок в постсоветском пространстве — это изначальная сделка.
Иран до украинской войны получал также российские зенитно-ракетные комплексы С-300, «Тор», много военной техники и оружия из России. А теперь мы видим возврат инвестиций в Россию, в том числе знаменитые дроны для атак на Украину. А также ракеты, которые должны быть отправлены или уже отправлены. Иран перенимает российскую риторику о том, что это «война против НАТО, а не против Украины».
Вы думаете, Иран поставит России баллистические ракеты?
Об этом говорят американские источники, которые оказались правы насчет дронов. У Ирана значительный ракетный запас, и существует большая совместимость между иранскими и российскими системами вооружений. С окончания ирано-иракской войны, с 1988—1989 гг. Россия вновь выстраивала иранскую армию.
Основной вопрос — как раз в совместимости систем. Когда это неизвестно, можно отправлять вооружения с военными советниками. Это, видимо, происходит в Крыму и Беларуси, где могут находиться иранские инструкторы. Иранские военные советники на европейской территории — это само по себе весьма тревожно.
Откуда у Ирана баллистические ракеты и беспилотники с учетом того, что долгие годы Иран под санкциями?
Санкции не могут работать, если китайцы и россияне их не соблюдают. Нужно понимать, что до революции 1979 года у Ирана была одна из сильнейших армий в мире. При шахе российско-советское сближение началось с 1962 года. Уже тогда советское оружие поставляли в Иран. Речь идет о десятках лет сотрудничества. Тогда СССР и Иран были соседями, у них было две тысячи километров общей границы. Иранский шах, конечно, выбрал альянс с Соединенными Штатами, но вел внешнюю политику по модели Шарля де Голля. У СССР с Ираном было очень интенсивное сотрудничество до революции, и в частности — по системам вооружений.
Новый режим, пришедший в 1979 году, строил армию на базе, унаследованной от шаха. Иран инвестировал в возможности независимой обороны. В дроны Иран начал инвестировать с середины 1980-х, в контексте ирано-иракской войны. Нужно напомнить, что Иран тогда вел конвенциональную войну высокой интенсивности восемь лет. Российско-украинская война — первая межгосударственная война высокой интенсивности, в которой участвует Иран с 1980-х. Это позволит ему актуализировать свои системы, вернуться к опыту применения своей военной техники, которую россияне используют на украинской земле. Здесь большая выгода для иранских производителей оружия.
Франция, Германия и Великобритания заявляют, что отправка Ираном дронов в Россию нарушает ограничения на экспорт иранских вооружений в рамках ООН.
Тут нужны доказательства, поэтому они просят ООН провести расследование. Речь идет об одном из условий ядерной сделки 2015 года, запрещающей Ирану экспортировать высокотехнологичную военную технику до 2023 года.
С другой стороны, я не думаю, что Россия или Исламская республика беспокоятся относительно возможного восстановления международных санкций в отношении Ирана в связи с его ядерной программой. Российское и иранское государства не решают вопросы военного сотрудничества в зависимости от санкций, решения о которых принимаются западными государствами.
Если говорить о балансе российско-иранского партнерства, Россия сейчас все больше и больше в позиции просителя?
Можно говорить о ребалансировке двусторонних отношений, которые остаются асимметричными. Россия — международная сила с правом вето [в Совете безопасности ООН]. Но сейчас Россия в военном плане больше нуждается в Иране, чем раньше. Но чем больше Исламская республика военно поддерживает Россию, тем более портятся ее отношения с Западом и тем больше она сама же становится зависимой от России. За пределами нынешней точечной ребалансировки, риск для Ирана — стать вассалом России. Усиливающиеся инвестиции России будут способствовать потере суверенитета Ирана в его отношениях с Россией.
В самом Иране внутриполитический кризис, протесты не утихают с сентября. Иранский режим сейчас под угрозой?
Есть смотреть в долгосрочной перспективе, иранский режим в его нынешней форме не сможет существовать бесконечно. Но в краткосрочной перспективе наблюдается повышение ставок в сфере безопасности, чрезмерное инвестирование в отношения с Россией — из-за чувства небезопасности. Россия окажет помощь в подавлении протестов. Россия помогает в сферах контроля за интернетом, кибербезопасность, цифровые технологии. В Иране начнут использовать российскую платежную систему «Мир». Мы видим все более сильную интеграцию в российско-китайскую сферу влияния Ирана в целях защититься от «демократических угроз», которые иранский режим ассоциирует с «западными врагами».
Но это повышение ставок в сфере безопасности будет иметь экономическую цену. Между Россией и Ираном нет экономической взаимодополняемости. Через российско-иранскую торговлю не могут быть компенсированы их выпадающие экономические отношения с Западом. Это остается идеологическим проектом, реализация которого невозможна в плане экономической рациональности, но возможна — в военном, политическом плане и в сфере безопасности.
Какова вероятность того, что в какой-то момент мы увидим ось Пекин-Тегеран-Москва?
Китай отдает приоритет своим экономическим связям с Соединенными Штатами. Он не пожертвует ими ради торговли с Россией или Ираном. Китай пока демонстрирует осторожность. В случае, если Китай вторгнется в Тайвань и окажется отстранен от концерта наций, возможно, он инвестирует в режимы наподобие Исламской республики. Но сегодня Китай осторожен. Вероятно, он не поставляет оружие России. Пока это делают только Северная Корея и Иран.
Как Израиль должен смотреть на интенсификацию сотрудничества России и Ирана, на отправку Ираном вооружений России? Израиль пока не поставляет военной поддержки Украине. Это может измениться? Или этого не может быть ни при каких условиях, потому что в Израиле опасаются, что их системы вооружений, если будут поставлены Украине, могут быть захвачены и оказаться в руках иранцев?
В целом приоритет Израиля сейчас — это не [российско-украинская война], а Сирия. Пока Израиль хочет продолжать иметь возможность устранять проиранские ополчения из Сирии.
Что касается Ирана, Израиль будет использовать гипотезу отправки своих вооружений Украине как рычаг для ограничения поставок российского вооружения и военных технологий в Иран. Иран поставляет России вооружения, но что Иран хочет взамен? Проблема для Израиля возникнет, если Россия решит предоставить Ирану военные самолеты и модернизацию систем «Тор». Я думаю, если война с Украиной будет продолжаться, Россия может модернизировать всю иранскую военную технику. Российские военные технологии более совершенны, чем иранские, кроме сферы беспилотников.
Проблема Израиля не в том, что Иран отправляет России вооружения, а в том, что Россия может отправлять Ирану современное оружие, которое могло бы быть использовано в потенциальном военном конфликте с Израилем. Для Израиля Украина — не цель в себе, а способ давления на Россию, чтобы вынудить последнюю ограничить военную кооперацию с Ираном. Пока я это вижу так, хотя я могу ошибаться, будущее я предсказать не могу.
Каковы перспективы российско-иранского сотрудничества?
Россия и Иран остаются партнерами в нужде. Нужды их все более масштабные, поэтому и кооперация все более интенсивная. Но это отношения краткосрочные, конъюнктурные, они связаны с контекстом. Пока контекст очень благоприятный для их сближения. Возможно, что в ближайшие месяцы он таким и останется. Но в этом нельзя быть уверенными: в Иране не утихают протесты, Россия, возможно, выберет в какой-то момент прекратить свою войну с Украиной. Но пока две страны повышают ставки в сфере безопасности, их кооперация будет усиливаться.
Впрочем, остается проблема совместимости. Это две конкурирующие страны в сфере нефти и газа. Здесь есть несоответствие между идеологической и экономической составляющими их внешней политики. Сколько это сотрудничество будет длиться — зависит в основном от международного контекста.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться