Зоя Светова: «Мы остались один на один с этой властью»
Представитель прокуратуры попросил увеличить срок лишения свободы для главы карельского «Мемориала» Юрия Дмитриева до 15 лет колонии строгого режима. Переживший три судебных процесса, связанных с тяжкими обвинениями в педофилии, в итоге осужденный на 13-летний срок заключения, Юрий Дмитриев снова предстал перед судом. «15 лет лишения свободы — это смертный приговор для Юрия Дмитриева», — сказала в интервью RFI журналист и правозащитник Зоя Светова, которая также прокомментировала угрозу ликвидации, нависшую над обществом «Мемориал», и очевидный курс российских властей на дальнейшее усиление репрессий в отношении инакомыслящих.
Опубликовано:
Дело против историка Юрия Дмитриева началось в 2016 году, его обвинили в изготовлении порнографии из-за снимков приемной дочери, сделанных для предъявления органам опеки на случай возможной проверки. Спустя два года Дмитриева оправдали. Однако позже решением суда оправдательный приговор был отменен. А в 2018 году против Юрия Дмитриева было выдвинуто новое обвинение — в насильственных действиях в отношении приемной дочери.
Летом 2020 года суд в Петрозаводске приговорил историка к 3,5 годам колонии. Но позже судья Верховного суда Карелии Алла Раць ужесточила наказание для Юрия Дмитриева — 13 лет строгого режима. Дело Юрия Дмитриева, а также то, как российская власть расправляется со своими оппонентами и как на это реагирует общество, RFI прокомментировала журналист и правозащитник Зоя Светова.
RFI: Что означает требование прокурора увеличить срок заключения для Юрия Дмитриева? Ведь и 13 лет — срок чудовищный.
Зоя Светова: 15 лет лишения свободы — это смертный приговор для Юрия Дмитриева. Это можно рассматривать только как расправу. Сейчас в Петрозаводске идет уже третий суд, практически дважды он был оправдан.
За что с ним пытаются расправиться? Юрий Дмитриев — совершенно уникальный человек, который дал имена тысячам людей, расстрелянных в Сандармохе, в Карелии в годы сталинских репрессий. Он очень много сделал для увековечивания памяти расстрелянных и называл имена их палачей. Дмитриев — совершенно бескомпромиссный человек, историк, правозащитник и настоящий подвижник. С моей точки зрения, обвинение абсолютно ложное. Очевидно, что Юрий Дмитриев никакой не педофил, каким его пытаются представить те, кто раскручивает это дело. Такое позорное обвинение было выбрано, чтобы его осудить и прекратить его деятельность. Конечно, это месть представителей ФСБ.
Здесь, мне кажется, очень важно понять что, когда проходили первые суды по делу Дмитриева, был очень большой резонанс в обществе — его поддерживали многие известные люди, которые свою репутацию ставили на кон, поддерживая человека, обвиненного в таком позорном преступлении — в развратных действиях сексуального характера в отношении приемной дочери, в изготовлении порнографии.
Я уверена, что доказательства, представленные в суде, были фальсифицированы, а показания приемной дочери получены обманным путем. Конечно, тогда — в самом начале этого дела — десятки людей ездили на суд, писали письма в поддержку Юрия Дмитриева. Но всякая общественная кампания имеет тенденцию со временем уменьшаться, потому что люди устают, потому что сейчас очень много других судебных процессов, других поводов защищать людей, которые попали под уголовное преследование. Конечно, уже нет того накала, нет такой защиты, и можно опасаться, что Юрий Дмитриев не будет в третий раз оправдан, а, скорее всего, получит довольно большой срок. Будет ли это 13 лет или 15 — уже по большому счету неважно, хотя, конечно, цифры имеют значение, каждый месяц для заключенного имеет значение.
Юрий Дмириев — глава карельского «Мемориала». Сейчас и существование самого «Мемориала» в буквальном смысле под большим вопросом. Конечно, требование ликвидации знаменитой организации — как историко-просветительского «Международного Мемориала», так и Правозащитного центра «Мемориал» — вызвало шум. Но тактика властей известна: на волне общественного возмущения выносятся относительно мягкие решения, а когда все расслабляются и считают, что угроза миновала, происходит то же, что случилось с Юрием Дмитриевым.
Ну, конечно! Мы видели это еще на деле ЮКОСа. Как вы помните, там было два судебных процесса. И к первому было гораздо больше приковано общественное внимание, чем ко второму… Безусловно, люди устают.
Что касается «Мемориала», то сейчас очень большой резонанс. Все, конечно, ждут 9 декабря, когда должна состояться встреча президента Путина с Советом по правам человека. Несомненно, вопрос о преследовании «Мемориала» будет поставлен — и все ждут, что скажет Путин, потому что многие считают, что от его заявления, от его ответов на вопросы правозащитников будет зависеть решение, которое вынесет Верховный суд в отношении «Международного Мемориала».
А что может быть потом? Будут ли новые к нему претензии? Будет ли общество продолжать защищать «Мемориал»? Я думаю, что — да, будет. Но даст ли это какой-то эффект? И, вообще, слышит ли власть общество — и не столько общество, сколько представителей элиты, которая все-таки находится под влиянием общества, его защищает? Мне кажется, что защитить сейчас «Мемориал» могут только люди, близкие каким-то образом к власти, которые откликаются на требования общества оставить «Мемориал» в покое.
Вы дочь диссидентов советского времени, и не понаслышке знаете, как это все происходило тогда — обыски, аресты, посадки… Диссиденты старой волны — против сравнений сегодняшних событий с прежними временами. Они говорят, что нынче все по-другому.
Это время, конечно, все больше и больше, лично для меня, напоминает ту черную пору — конец 1970-х — начало 80-х годов. Я с этим столкнулась, потому что мои родители в 80-е годы были арестованы, осуждены, а потом отправлены в ссылку, где и находились с 1982 по 1987 год. Конечно, это очень напоминает сегодняшнее время.
Я не согласна с теми, кто говорит, что сейчас лучше. Просто теперь мы больше знаем о том, что происходит в самих тюрьмах. Важное отличие от того времени — что адвокаты допущены к обвиняемым сразу же после их задержания, и они могут их посещать. Мы можем получать письма от этих людей. Мы можем им писать. Все-таки это очень большая разница с тем, что было тогда, когда людей арестовывали и они как бы уходили в никуда, никаких сведений от них не было, пока не заканчивалось следствие — только тогда мы узнавали, что с ними происходит. Это тоже очень важное отличие.
Но что касается масштаба репрессий, мне кажется, все-таки он сравним с тем, что было в 80-е годы. Ведь не зря же даже, по данным «Мемориала», сейчас 400 заключенных, а это тоже о многом говорит.
Еще очень важная деталь: на чью помощь могли рассчитывать советские политзаключенные и на чью — политзеки современной России. Мне кажется, важное различие, что тогда все-таки родственники диссидентов надеялись на помощь Запада. И она была. Я знаю, например, что в отношении моих родителей шли какие-то переговоры с западными лидерами. В результате они получили ссылку, а не лагерь. Ну, а истории с обменами всем известны.
Сейчас, мне кажется, влияние Запада на российского лидера, да и вообще на российскую власть, гораздо меньше. Я могу ошибаться, но такое ощущение, что мы остались один на один с этой властью.
И гражданское общество, с одной стороны, сильно, потому что мы видим петиции и протесты, но люди не могут, например, сейчас выходить на площадь, потому что сажают за одиночные пикеты. Последний арест Алексея Беленкина на 30 суток — это абсолютный беспредел, все видели, как это происходило, и никто ничего не может сделать. В этом смысле есть сходство с советскими политзаключенными.
Кроме того, атаки, которые сейчас идут на адвокатуру, последнюю независимую гражданскую силу в России, очень напоминают то, как власть разбиралась с адвокатами советских диссидентов Борисом Золотухиным, Диной Каминской, которая была вынуждена уехать из Советского Союза.
Такое ощущение, что люди, которые курируют уголовное преследование инакомыслящих сегодня, в какой-то степени репродуцируют, то, что было тогда. Конечно, это не калька с того времени, но есть много разных других особенностей, которые, наверно, должны изучать историки и сравнивать.
К сожалению, люди, которые сейчас у власти, они преемники того КГБ. Они умеют только уничтожать любое инакомыслие. Ничего другого они не умеют. По большому счету мы присутствуем при разгроме гражданского общества. Это очень странное время. И ощущение у многих людей беспомощности и бессилия.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться