Йоханн Бир: «Турция — самая большая в мире тюрьма для журналистов»

В рейтинге свободы слова «Репортеров без границ» за 2018 год Турция потеряла два пункта и опустилась на 157 строчку из 180. После неудачной попытки госпереворота в июле 2016 года ситуация со СМИ и с журналистами в стране выглядит устрашающей: более сотни журналистов находятся в тюрьмах, трое из них были приговорены к пожизненным срокам, а более 150 изданий были закрыты. Глава отдела стран Восточной Европы и Центральной Азии в «Репортерах без границ» Йоханн Бир рассказал RFIо том, что сегодня происходит в Турции.

Глава отдела стран Восточной Европы и Центральной Азии в «Репортерах без границ» Йоханн Бир @CoEUPSIS

RFI: Известно ли точное число журналистов, находящихся в турецких тюрьмах?

Йоханн Бир: Данные расходятся, но нам доподлинно известно, что в турецких тюрьмах находятся не менее ста журналистов. Это безумная цифра. У каждой организации есть своя методология подсчета. Мы в «Репортерах без границ» пытаемся определить, в какой степени арест журналиста связан с его профессиональной деятельностью. В Турции это особенно сложно делать и из-за огромного количества задержанных, и из-за ограничениий доступа к делам. Раньше у нас была возможность общаться с турецкой администрацией, с адвокатами, семьями задержанных, сегодня это крайне сложно. Но какими бы ни были цифры и подсчеты, важно понимать, что Турция сегодня — это самая большая тюрьма в мире для работников СМИ.

Некоторые НКО утверждают, что треть от всех заключенных журналистов в мире находятся в турецких тюрьмах.

По некоторым подсчетам, да. Но опять-таки, это зависит от того, как мы подсчитываем. Если считать блогеров, то в Китае больше сотни блогеров находятся в тюрьмах. Важно подчеркнуть, что наибольшее число турецких журналистов, сидящих в тюрьмах, находятся в предварительном заключении, над ними не было суда. При этом они сидят в тюрьме уже больше года; некоторые почти два года. Несколько месяцев назад суды начали выносить приговоры по этим делам, в том числе приговоры к пожизненному лишению свободы со строгими условиями заключения: без возможности УДО, с очень ограниченными возможностями свиданий с семьей и адвокатами. Это мера пресечения, заменившая в Турции смертную казнь.

К такому типу пожизненного заключения были приговорены три турецких журналиста?

Да. Ахмет Алтан, Мехмет Алтан и Назли Илиджак. Это три ведущих журналиста страны. Их признали виновными в пособничестве организации государственного переворота, потому что накануне путча они участвовали в теледебатах и критиковали правительство Эрдогана. Обвинение посчитало, что в ходе передачи трое журналистов передали телезрителям завуалированное послание о готовящемся госперевороте. Это абсолютно кафкианское обвинение, которое наглядно демонстрирует, как проходят судебные процессы в Турции. Судьи и прокуроры выступают с параноическими аргументами, выдвигают теории заговора, основанные на бредовых трактовках некоторых заметок или просто профессиональных контактах журналистов с их источниками.

Акция в поддержку писателя и журналиста Ахмета Алтана, Стамбул, 19 июня 2017. OZAN KOSE / AFP

Если взять ситуацию в Турции до неудачной попытки госпереворота 15 июля 2016 года, как давно наметилась репрессивная тенденция в отношении журналистов? Можно ли назвать новым то, что происходит сейчас?

То, что происходит после июля 2016 года, это смена масштаба. Однако до попытки путча репрессивные тенденции уже существовали. Не стоит забывать о том, что в доэрдогановскую эпоху в Турции были военные режимы. Некоторые законы и судебные практики, отдающие милитаристскими рефлексами и паранойей, появились еще тогда. Но по-настоящему все стало меняться начиная с середины двухтысячных. С этого момента мы наблюдаем растущую нетерпимость со стороны властей к любой форме критике, которая воспринимается как попытка дестабилизации ситуации в стране. Все это началось задолго до путча, мы фиксируем проявления нетерпимости к критике уже много лет подряд. Наш собственный представитель в Турции, Эрол Ондероглу, кстати, оказался в тюрьме в июне 2016 года, за месяц до попытки госпереворота, потому что он принял участие в кампании солидарности с одной курдской газетой, которую с тех пор закрыли. Его обвинили в пропаганде терроризма, процесс по этому делу продолжается, и ему грозит до 14 лет тюрьмы.

После неудачной попытки госпереворота в Турции был введен режим ЧС, в рамках которого власти могут закрыть любое СМИ без решения суда. Более 150 СМИ были закрыты таким образом. Говорить о плюрализме больше не приходится.

Кроме того, все крупные мейнстрим-медиа еще до путча были выкуплены инвесторами, близкими к власти, — это практика, которая нам хороша знакома в России. В марте 2018 года последняя крупная независимая медиа-группа Dogan, в которую входит газета «Хюрриет», была выкуплена близким к Эрдогану холдингом Demirören Group. Сегодня в Турции осталась горстка независимых СМИ — это бумажные газеты, которые можно пересчитать по пальцам одной руки. У них маленький тираж, и на них оказывается давление. Среди самых известных — газета «Джумхуриет» («Республика»), которая получила премию «Репортеров без границ» в 2015 году.

Более 150 закрытых изданий — это около 3000 журналистов, оставшихся без работы. Знаете ли вы, что происходит сегодня с турецкими сотрудниками СМИ, потерявшими работу?

150 закрытых медиа — это последняя фаза, но нужно понимать, что неугодных журналистов увольняют уже много лет подряд. Во время стамбульских протестов вокруг парка Гези в 2013 году из разных СМИ были уволены многие журналисты, критиковавшие подавление волнений.

Сегодня журналистам, оставшимся без работы, устроиться в СМИ по определению практически невозможно. Те, кто успел, устроился в «Джумхуриет», но у них уже больше нет возможности принимать новых сотрудников. Поэтому чаще всего мы имеем дело с частными трагедиями, когда — в лучшем случае — бывшему журналисту удается устроиться работать шофером в такси и продавцом в магазин.

Некоторые международные НКО сделали специальные программы по финансовой поддержке журналистов, но их, конечно, недостаточно. Некоторые медиа оказались в изгнании. Знаменитый турецкий журналист Джан Дюндар запустил из Германии, куда он вынужден был уехать, сайт Özgürüz. Многие журналисты сотрудничают сегодня со СМИ, базирующимися за границей, но все равно, в целом, журналисты, критикующие режим, оказались в очень сложной ситуации. В особенности это касается тех сотрудников СМИ, в отношении которых было начато расследовании по подозрению в связях с Фетхуллахом Гюленом. Многие из них находятся на грани нищеты — те, например, кто просидел в тюрьме год или больше, а потом выходит на свободу, где у них ничего нет.

Что известно об условиях содержания журналистов в тюрьмах?

Условия заключения в турецких тюрьмах существенно улучшились в 2000-2010 годах в рамках переговоров о вступлении Турции в состав ЕС, но теперь снова резко ухудшились после попытки госпереворота. Турецкие тюрьмы сейчас переполнены. Многие из заключенных журналистов находятся в условиях «усиленной изоляции» — это значит, что им ограничен доступ к адвокатам и к их семьям. Те журналисты, которых обвинили в терроризме, находятся в тюрьме Силиври под Стамбулом. Они имеют право видеться с адвокатом лишь в течение часа раз в неделю в присутствии охраны и под наблюдением видеокамер. Недавно, под давлением Европейского совета, Турция отменила ряд жестких ограничений, но условия все равно остаются крайне тяжелыми. У нас нет прямых доказательств пыток журналистов в тюрьмах, но есть свидетельства о пытках в полицейских участках во время задержаний.

Правозащитники из «Репортеров без границ» с портретами журналистов, находящихся в турецких тюрьмах, Париж, 5 января 2018. STEPHANE DE SAKUTIN / AFP

В рейтинге «Репортеров без границ» Россия находится на 148-м месте из 180, Турция на 157-м. Если сравнивать две этих страны, в чем основные различия и сходство в том, что касается свободы слова?

Главное отличие — в массовом характере репрессий в Турции. Еще несколько лет назад в турецких СМИ можно было выражать разные точки зрения. А потом власти одновременно посадили более сотни журналистов, закрыли сотни СМИ. Если сравнивать с Россией, то там все происходило гораздо медленнее и совсем не так грубо. Россия пока до уровня Турции не дошла, конечно. Но в обеих странах похожи методы взятия под контроль многотиражной прессы. Большие турецкие медиагруппы одна за другой перешли под контроль инвесторов, близких к власти, которые затем меняли редакционную линию и увольняли неугодных журналистов, как это было в случае с «Газетой.ру», «Лентой.ру» и с РБК, хотя РБК и продолжает делать качественную работу. Но это только недавние случаи, в целом, в России переход СМИ под контроль провластных инвесторов произошел уже давно и растянулся на довольно длительное время. Поэтому такого зрелищного эффекта, как в Турции, это не носило.

Кроме того, плюрализм, существовавший в турецких СМИ, и активность местного гражданского общества были гораздо мощнее, чем в России еще несколько лет назад — поэтому репрессии в Турции носили более массовый характер. В России уже довольно давно независимые СМИ были поставлены в маргинальное положение. Им отвели маленькую нишу, в которой они работают, делая блестящие расследования в ограниченном по периметру пространстве. В России удивительным образом пока сосуществуют качественная независимая журналистика и мейнстрим-журналистика, которая все отчетливее приобретает пропагандистские черты, а в Турции катком закатывают последние свободные голоса.

Вдохновляется ли турецкая пропаганда российской?

Не знаю, можно ли говорить о прямом влиянии российской пропаганды на турецкую, но турецкие СМИ явно идут той же дорогой, что и российские. Турецкие СМИ точно так же поддерживают атмосферу ненависти, страха и любви к президенту Эрдогану. Кроме того, они похожи и тем, что показывают Турцию как осажденную крепость, поддерживают реваншистские настроения и высказывают все больше сомнений по поводу Запада.

Осталось только дождаться турецкого эквивалента RT.

TRT (Турецкая телерадиокомпания) достаточно быстро развивается, пока это касается стран, близких к Турции, в частности, балканских стран и стран Магриба. Хотя TRT на французском тоже существует. Пока у них нет такого влияния, как у российских коллег, но модель та же самая. Изначально это две страны с очень разными ситуациями, но параллели становятся все более удивительными.