Перейти к основному контенту

Французский эксперт: Вероятность новых терактов в Европе высока

Бывший сотрудник французских спецслужб, глава Европейского центра стратегической разведки и безопасности Клод Монике в интервью RFI рассказал о сотрудничестве между Западом и Россией в борьбе с терроризмом на Ближнем Востоке и о том, почему падение Мосула не стало поворотным моментом и в Европе могут случиться новые теракты.

Французский полицейский на Елисейских полях 19 июня 2017 года, после того как было совершено нападение на фургон жандармов.
Французский полицейский на Елисейских полях 19 июня 2017 года, после того как было совершено нападение на фургон жандармов. REUTERS/Gonzalo Fuentes
Реклама

RFI: Насколько Запад может воспринимать Россию как долгосрочного надежного партнера в борьбе с терроризмом в Ираке и Сирии, учитывая, что видение и подходы относительно будущего региона существенно отличаются?

Клод Монике: Россия по объяснимым причинам, не хочу сказать, что страдает паранойей, но с опаской относится к Западу. На это есть основания. Мы в последние пятнадцать лет совершили ряд ошибок по отношению к Москве. Последняя заключалась в том, что мы не искали взаимопонимания по сирийскому вопросу, даже если наши исходные задачи были разными. В последнее время, как мы видим, позиции сблизились. Россия продолжает поддерживать режим, а французские власти (экс-президент Франсуа Олланд, а теперь и действующий глава государства Эмманюэль Макрон) обозначили главным приоритетом Франции борьбу с терроризмом, а не уход Башара Асада, как это было раньше. Я думаю, что мы можем найти с Россией точки соприкосновения.

Значит ли это, что после битвы за Алеппо Москва диктует повестку в процессе урегулирования сирийского конфликта?

Клод Монике.
Клод Монике. http://leblogdeclaudemoniquet.blogspot.com/

Я думаю, что Россия своими действиями показала следующее: она возвращается на международную арену и не покидает своих союзников. Для нас это должно послужить уроком, особенно если вспомнить, как США и страны ЕС во время арабской весны полностью оставили своих египетских и тунисских друзей. Я имею в виду тех, кто находился у власти. Я не говорю, что нужно было их поддерживать или нет. Я просто констатирую факт. Что касается будущего региона, я думаю, что Россия и Запад, объединившись, могут найти каждый свой интерес. Был момент, когда у России была четкая повестка, в то время как у нас ее не было. В 2014 году Барак Обама говорил, что в Сирии у него не было стратегии. По всей вероятности, у Владимира Путина она была.

Несколько дипломатических процессов были запущены для урегулирования сирийского конфликта: переговоры в Женеве, Астане. Является ли борьба с терроризмом частью этого процесса?

Я думаю, что не стоит искать связи. С одной стороны, стоит вопрос будущего Сирии и Ирака. С другой стороны — борьбы с терроризмом. Если мы будем связывать эти два процесса, как хотели сделать в последние четыре года, мы рискуем потерпеть неудачу. Будущее Ирака и Сирии, возможно, неразрешимый процесс, в то время как борьба с терроризмом должна быть доведена до конца как можно быстрее. Но смешивать эти два процесса, на мой взгляд, контрпродуктивно.

При каких условиях и в каких конкретно вопросах может быть сотрудничество с Россией в области борьбы с терроризмом?

Даже если мы часто не говорим об этом, нужно отметить, что определенный обмен информацией существует. Когда вооруженные силы НАТО и России наносят удары по тем же объектам или близко находящимся друг от друга, то координация необходима, чтобы избежать инцидентов. Борьба против терроризма на Ближнем Востоке — это тот вопрос, в котором мы можем сотрудничать. Я не думаю, что русские нам позволят серьезно заняться Центральной Азии, считая этот регион зоной своего влияния. Есть опасения, что джихадистская сеть появится в странах бывшей Югославии. Это территория, где пересекается западный мир и православный. Там возможно сотрудничество с Россией. Но первое, что нужно сделать — восстановить диалог на высшем уровне, понимая интересы каждого.

Российские СМИ сообщают об убийстве лидера радикальной группировки «Исламское государство» аль-Багдади.

Если подтвердится, что аль-Багдади убит в результате российских авиаударов, это будет большим подарком для нас со стороны Москвы. Но пока у нас нет никакой информации. Российская сторона говорит, что он мертв. Я не ставлю под сомнение их слова, я сомневаюсь в их способности удостовериться в этом на месте и предоставить доказательства. Я видел, что СМИ ссылаются на источник, близкий к ИГ. Радикальная группировка никогда не распространяет информацию таким способом. Она сообщает через свои «официальные» каналы (агентство, радио или социальные сети). Пока у нас нет информации из таких источников, мы считаем, что аль-Багдади жив. Но даже если его смерть подтвердится, в целом это никак не повлияет на ход войны и на будущее ИГ.

Как и освобождение Мосула, как вы часто говорите в своих выступлениях. И все же, не является ли это символическим поворотным моментом?

Очевидно, это событие имеет символическое значение в первую очередь для иракцев и сирийцев. Ведь Мосул — это город, где был провозглашен «халифат». Это значит, что скоро падет и Ракка, проживающие на этой территории люди будут освобождены. Однако необходимо добиться того, чтобы на смену этому гнету не пришел другой. Мы довольно долгое время наблюдаем в Ираке присутствие у власти шиитов, которые жестко обращались с суннитами. Поскольку они восстановили контроль над суннитской территорией, которая к тому же была под влиянием ИГ, есть опасения, что власти будут действовать жестко. Это будет большой ошибкой. Потому что чувство освобождения, которое переживает сейчас население на этих территориях, может быстро смениться чувством страха и отторжения по отношению к властям. Это может подтолкнуть их снова к радикализму, будь то ИГ или Аль-Каида. Ситуация очень сложная, которая объясняется спецификой региона, где нет никакой демократической традиции. Ее нужно строить каждый день, мы должны этим заняться.

Есть ли опасения после освобождения Мосула от влияния ИГ, что в странах Европы могут случиться новые теракты?

Вероятность новых терактов высока. Я бы даже сказал, что это актуальнее, чем когда-либо. Но можно предположить, хотя я не берусь утверждать со стопроцентной уверенностью, что координированная из Сирии или Ирака атака, как это было 13 ноября, маловероятна. Ведь группировка ИГ ослабла и потеряла территории, соответственно и контроль. Но в Европе есть люди, которые хотели присоединиться к ИГ и которым соответствующие службы помешали это сделать. Есть также джихадисты-возвращенцы или потенциально опасные люди, пережившие фрустрацию, для которых взятие иракской армией Мосула может стать сигналом к действию. Они могут атаковать с целью наказать, отомстить за то, что не смогли вступить в ряды ИГ. Это значит, что риск высокий.

Можно ли утверждать, что, наоборот, освобождение Мосула — это начало конца, поражение ИГ, наблюдая за которым кандидаты в джихад больше не хотят ехать в Ирак и Сирию?

Для самых идеологически подкованных экстремистов поражение радикальной группировки в битве за Мосул может быть воспринято как конец мечтаний и сигнал к отступлению. Но, как мы видим за последние два года в Европе, что касается широкой категории радикалов, которые оказались под влиянием идеологии ИГ, которые психологически неуравновешенны и уже были замешаны в преступной деятельности, падение Мосула может сделать их еще более радикальными. Но я считаю, что падение Мосула, Ракки или исчезновение ИГ в целом не будет иметь прямого и непосредственного влияния на террористическую угрозу в Европе.

РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI

Скачайте приложение RFI и следите за международными новостями

Поделиться :
Страница не найдена

Запрошенный вами контент более не доступен или не существует.