Надежда Атаева: «Принудительный характер голосования в Узбекистане очевиден»

В Узбекистане 21 декабря прошли выборы в парламент и органы местного управления. Согласно официальному Ташкенту, явка составила 78,4 %. RFI поговорил с главой Ассоциации «Права человека в Центральной Азии» Надеждой Атаевой о методах давления на избирателей, невозможности бойкота выборов местным населением и эффективности европейских санкций.

Надежда Атаева, глава Ассоциации "Права человека в Центральной Азии" REUTERS/Francois Lenoir

13:31

Надежда Атаева: «Принудительный характер голосования в Узбекистане очевиден»

Аня Айвазян

RFI: Выборы ожидаемо прошли без оппозиции. Насколько велик уровень фальсификаций при таких выборах или же их просто нет смысла фальсифицировать, так как все кандидаты представляют провластные партии?

Надежда Атаева: Все кандидаты прошли проверку отдела Службы национальной безопасности, а сами выборы срежиссировано правительственными структурами. Естественно, оппозиция нигде не участвует, и даже ОБСЕ отправила только оценочную миссию. Но вопрос сейчас заключается в другом. Я нахожусь на связи с обычными гражданами, которые не входят ни в какие политические организации и не являются журналистами. Многие из них даже не знают кандидатов своих избирательных участков. Известно, что почти в каждый дом постучали представители избирательных оргкомитетов и пригласили на выборы. Люди говорят: «А за кого голосовать? Мы не знаем этих кандидатов». Не везде вывешены баннеры, никто не встречался с избирателями. У людей не было возможности выбирать. Опять идет навязанная формальная кампания. Нет ощущения того, что твой голос действительно имеет значение.

Насколько я знаю, в Узбекистане существует механизм своеобразного добровольно-принудительного голосования, который обеспечивает высокую явку — в прошлый раз она достигла 87%. За это отвечают так называемые махаллинские комитеты. Не могли бы вы рассказать об этом поподробнее?

Махаллинский комитет — это орган самоуправления, свойственный для Узбекистана. Традиционная махалля, которая была изначально создана для взаимопомощи граждан, в данном случае используется как агентская структура, оказывающая психологическое давление на людей для принуждения участия в государственных мероприятиях. Одним из самых действенных рычагов на сегодняшний день является отключение электроэнергии, газа и других социально-бытовых услуг. Те, кто не участвовали в выборах, в особенности семьи на периферии, могут, например, не получить пособия для детей или другую соцпомощь.
Принудительный характер участия в избирательной кампании уже совершенно очевидный: люди привыкли к нему так же, как и к коррупции. То, что ни одно из ведущих изданий мира не может получить аккредитацию в Узбекистане, выступить в качестве наблюдателя и повлиять на общественное мнение, говорит уже само за себя.

То есть бойкот выборов, к которому призывают оппозиционные движения, на деле фактически невозможен?

Основная часть населения не имеет доступа к сайтам или соцсетям, в которых оппозиция призывает к бойкоту. А те, кто сидят в соцсетях, находясь в Узбекистане, как правило, ведут замкнутый образ жизни. Хотя в принципе все понимают, что происходит в стране. Весь этот процесс еще такой острый еще и потому, что демократическое сообщество занимает выжидательную позицию. Все ждут ухода Ислама Каримова из истории Узбекистана. Нет никаких попыток привести страну к реформам или политическим изменениям. В этом контексте я бы хотела упомянуть про тайные встречи, которые проводятся дипломатами Франции с участием узбекских делегаций.

Вы имеет в виду возможную встречу главы французского МИДа Лорана Фабиуса с министром иностранных дел Узбекистана в ноябре?

Да, и это стало уже системой: пять-семь таких делегаций прошли короткими новостями в официальных СМИ Узбекистана. Французская пресса редко пишет о ситуации с правами человека в Узбекистане, даже если это касается особо тревожных историй. Например, если вспомнить судьбу бывшего депутата узбекского парламента Мурада Джураева: 20 лет заключения по пять сроков за несовершенное преступление, приговор без права обжалования. Он отсидел 9 лет, а остальные годы сидит за то, что неправильно почистил морковь, не там бросил сигарету, ни в той обуви зашел в камеру — это абсурдно, и все про это знают.

Получается, что репутационных рисков для таких диктаторских режимов нет. В октябре 2013 года Каримов посетил Латвию, страну-члена ЕС, и сегодня Узбекистан в первой тройке инвесторов. Многие чиновники в Узбекистане пытаются через такие страны, как Латвия, отмывать свои незаконные доходы.

Нужно сказать, что Франция — одна из стран, в которой возбуждено уголовное дело против старшей дочери Каримова Гульнары. Не так давно из Франции уехала его младшая дочь Лола, которая возглавляет миссию ЮНЕСКО в Узбекистане. Сейчас же идет суд над племянником жены Ислама Каримова, которому грозит 17 лет — и мы узнаем, что сотни миллионов долларов при таком дефиците бюджета оседают в карманах родственников Каримова.

Я считаю, что должны работать репутационные риски — диктаторы должны понимать, что их действия видят. И это будет главным стимулом для активистов гражданского общества, которых уже единицы.

Судя по нынешней ситуации, международным организациям, НКО в том числе, очень сложно влиять на ситуацию внутри страны: большинство из них, включая Human Rights Watch, просто не допущены к работе в Узбекистане.

Действительно, Узбекистан изгнал Human Rights Watch из страны. Франция была в числе стран, которые требовали возвращения организации как одного из условий отмены санкций против Узбекистана. Санкции в 2009 году отменили, а Human Rights Watch так и не пустили в страну.

Автор последнего доклада о политических заключенных Стив Свердлоу столько лет не может попасть в страну, чтобы опросить своих заявителей. Родственникам политзаключенных опасно встречаться с независимыми наблюдателями. Узбекские власти создают такие условия и распространяют пропаганду про международные организации, так что местное население боится с ними общаться. Несмотря на это я получаю каждую неделю письма из Узбекистана с просьбой связать их с Human Rights Watch.

Нужно понимать, что все бойкоты и международная критика не имеют существенного влияния на власти Узбекистана. Это правительство адаптировалось к критике. Когда мы встречаемся с дипломатами стран ЕС, их риторика о том, что все равно нужно налаживать диалог с Каримовым, кажется мне циничной. Я считаю, что в отношении таких стран должны быть более резкие действия, а отмена санкций ЕС оказалась неоправданной: в годы действия санкций в Узбекистане было отпущено из заключения самое большое количество политзаключенных. Это показатель того, что международное давление на диктатуру имеет реальные рычаги.