«Никто не ждет чуда», — французский эксперт о перемирии в Сирии

В Сирии, начиная с вечера понедельника, 12 сентября, действует перемирие, в рамках американо-российских договоренностей. В интервью RFI французский политолог, преподаватель Высшей школы политических наук Sciences-Po Пьер Гроссе рассказал о том, почему в современных войнах регулярно объявляются и тут же нарушаются перемирия, а также о том, какие стороны заинтересованы в продолжении конфликта на сирийской территории.

REUTERS/Kevin Lamarque

Пьер Гроссе: К сожалению, мы уже привыкли к такому типу войн, когда постоянно объявляются перемирия, потом нарушаются, снова бои, потом снова перемирия. Мы это видели в 1990 годы на Балканах, теперь в Сирии тоже. Проблема заключается в том, не используют ли это перемирие российские войска или американский спецназ, или армия Башара Асада для переброски своих сил для нового удара. Как это уже было в предыдущие перемирия во время боев за Алеппо.

RFI: Эти две державы, которые вы только что упомянули, Москва и Вашингтон, для них это перемирие стало первым этапом реального сотрудничества, что можно ожидать еще на дипломатическом уровне?

Это очень сложно, если мы посмотрим фотографии со встречи Лаврова и Керри, то, по-моему, ни один ни другой не испытывают большой радости от этого соглашения. Это исключительно в духе реальной политики. Никто не ждет чуда. Когда стороны заявляют одновременно об оптимизме и пессимизме, то повторяется Ялта, то есть, разделение задач между двумя сторонами против одного общего врага. Общий враг один — это джихадизм. Но этот термин слишком широкий. И отношения между русскими и американцами достаточно плохие в настоящий момент. С одной стороны, американские демократы уверены, что Трамп — это кандидат Кремля. С другой стороны, в Кремле существует ощущение, что демократы готовят удар по ним — войну против России, когда Клинтон займет Белый дом.

Можно ли тогда сказать, что в определенной степени Сирия сейчас страдает от этой напряженности в отношениях между Москвой и Вашингтоном?

Сирия страдает от многих вещей, но я не думаю, что отношения Москвы и Вашингтона играют здесь первостепенную роль, потому что в любом случае у них нет возможности решать региональные конфликты, как они могли это делать в эпоху Холодной войны. И тут гораздо больше нюансов, есть еще много региональных сил, замешанных в этом конфликте, как, например, Турция, которая сначала была на стороне НАТО и практически в состоянии войны с Россией, а теперь развернулась в сторону России. Но помимо этого, Иран, Израиль, который также проявляет большой интерес к тому, что происходит сейчас в Сирии и видимо пытается поддерживать равновесие в противостоянии между Башаром Асадом и умеренными повстанцами. Ему выгодно продолжение этой войны, поскольку теперь Хезболла занята на этом фронте и палестинский вопрос практически забыт. То есть, главный вопрос сейчас заключается в том, кто заинтересован в продолжении войны, а кто в ее прекращении? И задаваясь этим вопросом, можно предположить, что если завтра мы объявим, что война с ИГИЛ закончена, то возникает новый вопрос — а что дальше? Конфликт в Сирии — это множество разных войн. Это эпицентр всех мировых противоречий, как региональных, так и глобальных.

Заморозка военных операций — это не режим прекращения огня, это перемирие на всей территории в течение семи дней, что можно сделать за семь дней? Можно ли запустить мирные переговоры?

Переговоры никогда не прекращались. Это не тот тип войн, когда мы требуем безоговорочной капитуляции противника, как было, например, во Вторую мировую войну. И когда многие говорят сегодня, что не надо вести переговоры с дьяволом, то это проигрышная ситуация. И переговоры ведутся со всеми, разве что кроме ИГИЛ. И мы видели, что в последнее время все войны ведутся таким образом — противники не прекращают говорить, одновременно убивая друг друга. Потому что продолжают ждать, что во время переговоров может произойти чудо, но и социальный фактор тоже играет роль.