Касается каждого: активистки движения «Аверс» о жизни ЛГБТ в Самаре
Самара стала одним из одиннадцати городов России, принимающих матчи Чемпионата мира по футболу-2018. Специальный корреспондент RFI Сергей Дмитриев встретился с местными ЛГБТ-активистками, чтобы узнать, как власти, позиционирующие Самару как прогрессивный и открытый иностранным туристам город, относятся к местным правозащитникам и гражданским активистам, изменился ли уровень гомофобии спустя семь лет после принятия «закона Милонова», и, наконец, о том, как любовь побеждает предрассудки и страхи.
Опубликовано: Отредактировано:
Слушать - 17:59
На вопросы RFI отвечали руководительница самарского регионального общественного движения «Аверс» Оксана Березовская и пиар-координаторка самарского ЛГБТ-движения «Аверс» Вера Кружкина.
Активистки движения "Аверс" о жизни ЛГБТ в Самаре
Оксана Березовская: Наша организация была создана в 2011 году, мы занимаемся защитой прав человека по принципу сексуальной ориентации и гендерной идентичности. У нас есть комьюнити-центр, безопасное пространство для ЛГБТ-людей, где мы оказываем юридические и психологические услуги. Проводим профилактику ВИЧ, также у нас есть социальный театр. И в принципе, в этом помещении люди могут реализовывать любые свои проекты. Кроме этого, у нас есть другая очень важная программа: мониторинг преступлений по причинам ненависти и дискриминации, который ведется нами с 2016 года. Раньше мы участвовали в программе мониторинга Российской ЛГБТ-сети, сейчас мы ведем его уже на региональном уровне, чтобы понимать, какая ситуация с правами ЛГБТ в Самарской области и пытаться менять эту ситуацию, пытаться выйти на диалог с государственной властью. Но пока государственная власть не хочет выходить на диалог. Они не признают нарушение прав ЛГБТ-людей по признаку сексуальной ориентации и гендерной идентичности.
RFI: Ваше движение было создано в 2011 году, после принятия закона депутата Милонова о запрете гей-пропаганды?
ОБ: Да, мы были созданы на волне принятия этого закона в Санкт-Петербурге. Российская ЛГБТ-сеть как раз собирала подписи против принятия этого закона, и Миша Тумасов, основатель движения «Аверс» (сейчас он председатель Российской ЛГБТ-сети), стал собирать подписи, но закон, к сожалению, был принят в Санкт-Петербурге. И сразу после этого, точно такая же инициатива началась в Самаре. У нас есть такой же депутат — а-ля Милонов — господин Сивиркин, который стал тоже продвигать эту инициативу. И мы поняли, что надо что-то делать. Мы присоединились к неделе против гомофобии. Когда этот закон все же появился в Самаре, я как юрист по образованию представляла интересы ЛГБТ-людей, которые обжаловали этот закон. Стало понятно, что любые права нужно отстаивать, защищать и что-то делать, чтобы решить эти вопросы.
RFI: С момента принятия закона за эти семь лет как-то изменилась ситуация?
ОБ: Да, безусловно, потому что если раньше людей били просто по причине гомофобии, трансфобии, то сейчас появились случаи, когда бьют со словами «пропагандируешь». Государство, которое приняло такой закон, нарушающий права человека, как бы его ни оправдывало, оно говорит, что ЛГБТ-люди в России — это люди второго сорта. Потому что в законе прямо сказано, что мы неравноценны из-за нашей сексуальной ориентации.
RFI: В вашем профайле насайте «Международной амнистии» вы рассказываете о положительном опыте в том, что касается общения с простыми людьми, жителями Самары. Это немного ломает наши стереотипы о бытовой гомофобии в российской провинции…
Тот случай, который был на сайте «Международной амнистии», — это был случай, когда один из представителей ЛГБТ-сообщества подошел ко мне и сказал, что знает, что такое движение есть, что знает, что делает движение и что он хотел бы прийти в комьюнити-центр пообщаться с людьми. Это не говорит о принятии со стороны всего общества. Это говорит о том, что мы стали более видимыми для ЛГБТ-сообщества.
RFI: А в целом?
ОБ: В целом, нас очень «любят» силовые структуры. Они нам примерно раз в год напоминают, что за нами следят. Заводят какие-нибудь административные дела в отношении ЛГБТ-активистов. Дела по свободе собраний были и по пропаганде. Вот недавнее дело: одну из наших координаторок обвинили в пропаганде гомосексуальности за статью, которая была размещена на ее закрытой страничке в Фейсбуке. На эту страничку не могут попасть несовершеннолетние. Но однако же закон действует. И я считаю, что этот закон очень удобный для того, чтобы дискредитировать ЛГБТ-людей или ЛГБТ-френдли людей, которые занимаются защитой прав. И закон, в принципе, закрыл всю информационную площадку. Во-первых, СМИ боятся писать, во-вторых, СМИ, которые приглашают ЛГБТ, они стараются не поднимать вопросы сексуальности и гендерной идентичности, а больше демонизировать ЛГБТ-сообщество.
RFI: Вы как-то отслеживаете ситуацию в других регионах России, в контакте ли вы с другими ЛГБТ-центрами? Как отличается ситуация от региона к региону?
Вера Кружкина: Мы входим в состав Российской ЛГБТ-сети. Там сейчас около 20 регионов представлено. Мы в тесной связи со своими коллегами, поэтому, естественно, мы в курсе. Мало того, мы каждый год встречаемся лицом к лицу на мероприятиях Российской ЛГБТ-сети, делимся информацией, обмениваемся опытом.
ОБ: Мы не знаем о ситуации там, где нет ЛГБТ-организаций. Мы не можем сказать, какие нарушения происходят там. Если нет человека, который будет заниматься мониторингом, то мы даже этих случаев не узнаем.
ВК: Или если там не будет журналистов, которые напишут об этом. Узнают и выведут эту информацию на общероссийский уровень. То есть, мы вообще об этом не можем узнать.
ОБ: Наши суды не очень любят [квалифицировать] преступления как совершенные по мотивам ненависти. В 2015 году две трансгендерные девушки здесь в Самаре были очень жестоко избиты. Их имущество было сожжено. Над ними издевались, обливали пивом и угрожали оружием. Когда мы наняли адвокатов при поддержке Российской ЛГБТ-сети и пошли в суд привлечь этих людей. Первое, что было — это удивление той стороны, которая избила, и их адвокатов, что в принципе адвокаты, их коллеги, могут защищать таких людей. Суд практически не принял во внимание мотив трансофобии. Был вынесен достаточно мягкий приговор. Суд вынес им по 2–3 года условно и присудил 20 тысяч штрафа каждому лицу. То есть, фактически, Промышленный суд Самары сказал: «если у тебя есть 20 тысяч, ты можешь пойти и избить трансгендерного человека».
RFI: Вас не пытались признать «иностранными агентами», запретить ваше движение?
ВК: Мы незарегистрированное движение и, к счастью, законодательство Российской Федерации позволяет такую форму. Мы — общественное движение, у нас не требуется членство, у нас не требуется никакой организации, печати, еще чего-то. Мы просто инициативная группа людей по интересам. Поэтому в этом смысле государство не может нас ни запретить, ни разогнать, ничего. Они могут нам только создать невыносимые условия работы.
RFI: То, что вы описываете, больше касается преследования со стороны властей, а со стороны простых жителей Самары ваша деятельность дает какие-то результаты в том, чтобы сделать общество более толерантным?
ВК: Мне кажется, здесь сложно давать оценку, потому что не проводится нормальных социологических исследований. Не только в Самаре, но и в России вообще. А уровень гомофобии бытовой очень трудно измерить.
В принципе, я могу сказать, что более положительным стало отношение в целом. Например, в прошлом году мы выходили с одиночным пикетом на 17 мая, у нас была интересная идея: 50 человек в одной коробке. Потому что нам запретили наш митинг «Радужный флешмоб», поэтому мы выпустили одного человека. И внутри его коробки было 50 человек, которых мы заявляли на это мероприятие. И после этой акции к нам в группу много людей «постучалось», и на сайт написали со словами поддержки. Возможно, до меня не доходят какие-то сильно агрессивные.
Хотя бывают угрозы в «личку», очень много приходит комментариев на Ютуб, например. Потому что мы делаем серию просветительских роликов, в которых специалисты рассказывают, что такое сексуальность, что такое трансгендерность, как себя вести в разных ситуациях. Там бывают гомофобные комментарии, которые вижу только я (просто они чистятся). Поэтому сложно сказать, когда ты находишься на улице, когда ты находишься в толпе, — может случиться все что угодно. Даже не только потому что ты ЛГБТ, а просто потому что ты не так одет.
RFI: В качестве примера, если можно, про вашу личную историю. Вы писали, что сначала услышали от отца какие-то гомофобные высказывания, но потом родители вас поддержали…
ОБ: Да. Это было связано с тем, что в 2011 году Российская ЛГБТ-сеть привлекала внимание к тому, что хотят принять закон, который делает ЛГБТ-людей людьми второго сорта. Моя страничка Вконтакте была прикреплена к номеру отцовского телефона и ему пришла эта смска. И он просто в грубой форме об этом высказался [неодобрительно об ЛГБТ]. Меня это сильно обидело, и я поняла, что не смогу изменить его мнение, если не скажу, что его высказывание касается напрямую меня, в том числе. И я совершила каминг-аут перед родителями. Мама причитала, говорила: «что же я не так сделала, как я не так тебя воспитала». Я ей ответила: «это вообще никакого отношения не имеет». А папа просто…, не знаю, может, он не разобрался, может, решил как-то по-своему решить, он просто подошел, обнял и сказал: «я люблю тебя любой». К сожалению, отец у меня умер недавно.
Это очень важно, когда родные и близкие тебя поддерживают. Мой брат меня поддерживает. Мои двоюродные сестры и братья тоже поддерживают меня. Очень часто я слышу от родителей [ЛГБТ-людей]: «а что подумают другие», «что скажут соседи по площадке», «что скажут родные и близкие, их друзья и знакомые». Но как показывает практика моя или Веры, людям по большому счету все равно, когда ты счастлив. Когда начинаешь разговаривать, даешь какую-то литературу, даешь контакты других ЛГБТ-родителей, люди постепенно привыкают к этому… Родители, они тоже совершают определенный каминг-аут, когда они принимают своих собственных детей. Если люди любят друг друга, и это не только партнерская любовь, но и родителей, братьев, сестер — семейная любовь, то, мне кажется, люди настроены на то, чтобы принимать своих близких.
Программа мониторинга показывает, что очень часто люди подвергаются непониманию. Родители стараются воздействовать, до сих пор пытаются лечить своих детей, до сих пор выгоняют их из дома. Но с момента начала работы «Аверса» и вообще с момента начала работы Российской ЛГБТ-сети и других ЛГБТ-организаций в России я могу сказать, что положительные сдвиги есть. Не в том объеме, в котором бы этого хотелось, в котором можно было бы этого достигнуть, если бы не было этого закона. Но люди все равно тянутся к научной информации и понимают, что если не меняться, то ничего не изменится.
Также и врачи, которые работают с трансгендерными людьми. Есть врачи старой закалки, которые совершенно не хотят работать с трансгендерными людьми, они не понимают этого. А есть люди, которые хотят шагать с прогрессом и наукой вперед, и они интересуются. У нас был проект по стандартам оказания помощи трансгендерным людям для медицинских работников. Мы создали медицинскую комиссию, которая сейчас работает. При нашей поддержке была создана медицинская комиссия. И я считаю, что то, что мы делаем, это очень важно.
RFI: А как ваши, Вера, близкие и родственники приняли эту ситуацию?
ВК: Сначала у мамы моей была надежда на то, что что-то может измениться. И в общем-то я сама этого не сбрасывала со счетов, потому что моя ориентация скорее бисексуальная. Но вот пока уже шесть лет как мы вместе с Оксаной.
Мама практически на все наши открытые мероприятия приходит. Она живет достаточно далеко отсюда, от нашего комьюнити-центра, поэтому на наши вечерние мероприятия она не может выбираться. Но если мы устраиваем какие-то концерты, фестивали, выставки, она на них приходит и очень хорошо проводит время. Рада. Оксану она полностью принимает. У меня две сестры, у них дети, и мы все вместе собираемся семьей и все прекрасно.
RFI: Чемпионат стал поводом поговорить о том, насколько вообще уместно проводить Чемпионат мира в России, насколько прилично радоваться успехам российской сборной, когда такая ситуация с правозащитниками, которые сидят в тюрьмах, ЛГБТ-сообществом, которое дискриминируют. Но с другой стороны, чемпионат сам по себе является поводом обратить внимание на эти проблемы. Что думаете об этом вы? И отразился ли этот чемпионат на вас, на вашей деятельности?
ВК: Во-первых, нам перед чемпионатом запретили всё: публичные мероприятия, акции. Естественно, у нас тоже были международные акции — тот же день против гомофобии, в который мы, как правило, выходим. Я бы лично, например, вышла бы в поддержку Олега Сенцова, я бы вышла с требованием освободить Оюба Титиева. Но я это не могу сделать.
С другой стороны, во время Чемпионата мира приехало много журналистов, которые узнают о том, что здесь есть ЛГБТ-организации, и мы стали давать больше интервью. По большому счету ничего не изменилось. И вся страна, наоборот, в ожидании закручивания гаек. Увеличение пенсионного возраста — мы здесь тоже не можем выйти по этому поводу. Увеличение НДС, налогов — это здорово бьет по моему карману, и не важно, какой я ориентации.
ОБ: Я не большой поклонник футбола. Но я за то, чтобы люди имели возможность мирным путем решать какие-то свои вопросы в соревнованиях, а не оружием. Поэтому здесь — я больше за спорт. Очень много журналистов приехало — и это очень важно. Потому что когда ты находишься здесь — очень важна поддержка. Потому что права человека, я думаю, это все-таки общая тема. Это не зависит от какого-то одного государства. Это зависит от нашего мира, от всего человечества. А для меня как для правозащитника человек и его права — это безусловная ценность. Нет ничего важнее в этом плане. И любое сужение этих прав — оно касается каждого. Мне бы хотелось до каждого человека в России это донести. Я надеюсь, что такая возможность когда-нибудь представится. Во всяком случае, мы как правозащитники к этому стремимся.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться