Разгон демонстраций, цензура и пытки: как в России нарушают права человека

Правозащитники из международной организации Amnesty International опубликовали на этой неделе очередной доклад о том, как в разных странах мира соблюдаются права человека. По мнению авторов документа, в России ситуация в 2017 году только ухудшилась.

Задержание полицейскими участника митинга против коррупции в центре Москвы, 12 июня 2017. REUTERS/Maxim Shemetov

12:42

Как в России нарушают права человека

Александр Валиев

В докладе Amnesty International упоминаются разгоны мирных демонстраций, цензура в СМИ, законодательные ограничения — в частности, закон о лишении гражданства за деятельность, которая «угрожает основам конституционного строя РФ», и закон о запрете анонимайзеров и VPN. Кроме того, в документе говорится о гонениях на ЛГБТ и, прежде всего, в Чечне, об отказе России принимать беженцев из стран, где им грозят пытки, а также о пытках в исправительных учреждениях на территории самой России. RFI спросило у трех экспертов, каким, по их мнению, стал предвыборный 2017 год для прав человека в России.

По словам Бориса Пантелеева, руководителя санкт-петербургского отделения Межрегиональной общественной благотворительной правозащитной организации «Комитет за гражданские права», в России ситуация с соблюдением прав человека в течение 2017 года значительно ухудшилась.

Борис Пантелеев: На мой взгляд, одной из наиболее проблемных является ситуация с общественным контролем. То есть, если говорить о контроле в местах заключения, то на рубеже 2016–17 годов, благодаря целенаправленным усилиям Общественной палаты РФ, общественный контроль как эффективный и реальный противовес произволу правоохранительных органов был фактически уничтожен. И происходило это по отработанной схеме. В регионах в ОНК брали общественные организации, которые вообще никакого отношения не имели к защите прав человека. Общественная палата этих субъектов утверждала. И наоборот — действующим, наиболее эффективным правозащитникам, которые подавали документы по всем правилам, отказывали в получении мандата или совершенно по надуманным основаниям, или же вообще без всяких оснований.

Кроме того, стали все чаще появляться, на мой взгляд, нездоровые тенденции в отношении тех граждан, которые заявляют о коррупции. Я приведу два наиболее ярких примера, хотя случаев у нас гораздо больше. Денис Пчелин, который заявил о расхищении бюджетных средств и низком качестве строительства Западного скоростного диаметра в Санкт-Петербурге. Заявил и сам оказался под уголовным преследованием по сфабрикованному делу. При этом абсолютно больного человека поместили в СИЗО, что привело к совершенно катастрофическим последствиям. У Дениса было больное сердце, и только благодаря истинно профессиональному подходу врачей скорой помощи его из зала суда увезли в гражданскую больницу, где квалифицированные врачи сделали ему безотлагательную операцию на сердце. После этой операции по всем медицинским канонам требовалась шестимесячная реабилитация. Но, по моему мнению, иногда иезуитство некоторых защитников коррупционеров, в данном случае судьи Гюнтер, пределов не знает. И Дениса Пчелина вместо больничной палаты заперли снова в тюремную камеру.

Второй пример — с юга России, когда глава муниципального образования Ставропольского края Светлана Виноходова, заявившая о коррупционных схемах при строительстве дорог на Ставрополье, тут же оказалась привлечена к уголовной ответственности. Абсурдность этого обвинения очевидна даже для первокурсника юридического вуза. Там был совершеннейший бред. При этом вся парадоксальность ситуации заключается в том, что и заявительница о коррупции, и главный фигурант коррупционного дела, возбужденного по заявлению Виноходовой, экс-министр дорожного строительства Ставрополья Игорь Васильев, находятся под уголовным преследованием. На мой взгляд, вывод из этих двух случаев, к которому подталкивают граждан некоторые недобросовестные правоохранители, чудовищно прост: не хочешь сесть в тюрьму — молчи о коррупции.

RFI: По вашему, раньше ситуация была иной?

Борис Пантелеев: Случаев, когда заявителей привлекали к уголовной ответственности, было меньше, гораздо меньше. Сейчас это начинает принимать нездоровый, повальный эффект. Система сопротивляется, старается как-то воспротивиться тем, кто наступает ей на больную мозоль. А поскольку на юридическом поле работать они не умеют, вот и фабрикуются эти дела.

По словам помощника руководителя общественной организации «Комитет против пыток» Олега Хабибрахмнова, их структуре уже не хватает ресурсов, чтобы расследовать все жалобы на пытки в полиции.

Олег Хабибрахманов: Каких-то особых изменений я не нахожу. Ситуация с соблюдением прав человека при задержании, при производстве дознания остается приблизительно на том же низком уровне, на котором была раньше. Граждане до сих пор продолжают воспринимать сотрудников полиции в большей степени как угрозу для себя, нежели как людей, которые должны их защищать. Количество жалоб на незаконные действия сотрудников полиции у нас остается стабильно большим, оно настолько велико, что мы в нашей организации вынуждены были даже ввести определенный мораторий, поскольку ресурсов и юристов уже не хватает, чтобы заниматься и расследовать абсолютно все жалобы, которые нам поступают.

Самым типичным случаем, конечно, остается применение насилия при допросе человека, при получении каких-либо показаний. До сих пор сотрудники уголовного розыска считают, что у человека необходимо получить именно признательные показания в совершении преступления. Ради чего они зачастую применяют пытки, которые мы впоследствии и расследуем.
Продолжает вызывать недоумение и неприятие позиция компетентных правоохранительных органов. Если человек, который пострадал от незаконного применения насилия, самостоятельно обращается в Следственный комитет, то в 90 процентах случаев результатом бывает постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. И без помощи квалифицированного юриста, опытного правозащитника, отменить это постановление, добиться возбуждения уголовного дела и в дальнейшем уголовного преследования виновных или подозреваемых, практически невозможно.

Хотя, наверное, если проанализировать вообще итоги 2017 года, в большей степени власти России сейчас сконцентрировались на другой категории прав человека. Это право на свободу слова, на свободу мирных собраний. И в большей степени репрессиям и незаконным воздействиям сейчас подвергаются оппозиционеры, журналисты, инакомыслящие. И в том числе они тоже пользуются помощью правозащитников, поскольку тоже подвергаются пыткам, и по ним нам тоже приходится работать.

Какой из ваших кейсов за 2017 год можно выделить особо?

Олег Хабибрахманов: Наиболее интересное, на мой взгляд, дело, которым мы занимались последнее время, — это дело о пытках, применявшихся к жителю города Нефтекамск Башкортостана Венеру Мардамшину. Это человек, который подозревался в совершении преступления, но по настоящее время ему не предъявлено обвинение, он не осужден, не находится в СИЗО. Это дело тянется несколько лет и, тем не менее, ему ничего не предъявляют. На День милиции его задержали сотрудники уголовного розыска, которые находились в состоянии алкогольного опьянения и избили его, применяя при этом электрошокер, с такой силой, что Венер оказался в реанимации с большим количеством травм. Мы смогли набрать доказательную базу, которая позволила добиться возбуждения уголовного дела. И вот уже почти год начальник уголовного розыска, который и инспирировал все это действо, находится в СИЗО, и сейчас судят именно его, а не Венера Мардамшина.

Прошло вот уже семь лет с реформы милиции, и в 2018-м затевается очередная масштабная реформа. Бывает ли от них толк, по-вашему?

Олег Хабибрахманов: Не вижу я никаких изменений! У нас поменялась форма у полицейских, поменялось название с милиции на полицию, ввели разграничение на органы внутренних дел и полицию, сами сотрудники не понимают, что это такое и для чего это нужно. Что касается пыток, как пытали, так и пытают. Что, стало преступности меньше? Нет. В Чечне, например, посмотрите. Вот, реформа полиции. Как она там сказалась? Никак! Как были люди, которые охраняли интересы Рамзана Кадырова, так они и продолжают охранять интересы Рамзана Кадырова, а сотрудники полиции в других регионах как были милиционерами, так милиционерами и остались.

Журналист сетевого издания «Медиазона» Егор Сковорода выделяет два тренда 2017 года: пытки и предвыборный прессинг массовой общественной активности.

Егор Сковорода: Если говорить про 2017 год, есть две-три важные вещи. Во-первых, и это отчасти, видимо, связано с тем, что это предвыборный год, и с активностью Навального и его сторонников — какое-то безумное количество слабомотивированных задержаний, административных арестов, бесконечный поток активистов, которые получают 5-10-12-30 суток ареста по всей стране. Такого постоянно генерируемого вала задержаний давно как-то не было. Общий прессинг постоянно нарастает, и формальные причины, за что их арестовывают, становятся все более безумными. Если раньше человека могли арестовать за какую-то несанкционированную демонстрацию, в которой он действительно участвует, то тут куча людей получают аресты за твитты, и с этим связан, наверное, общий запретительный тренд странных и малообоснованных блокировок, требование к медиа и СМИ удалить контент. Наиболее ярко мы это видели уже в начале 2018-го, вокруг этой ситуации с чиновником Приходько и олигархом Дерипаской, которые чуть не заблокировали половину интернета.

Что больше всего удивило или неприятно запомнилось в 2017-м именно вам?

Егор Сковорода: Меня в последнее время больше всего напрягают, конечно, пытки. К сожалению, это действительно методы работы спецслужб и правоохранительных органов с задержанными. И если несколько лет назад мы про случаи пыток слышали практически только с Кавказа, с южных регионов России, с присоединением Крыма довольно много случаев стало происходить там, причем речь шла именно о пытках током. А сейчас мы видим, что это происходит в Петербурге, в Пензе, когда людей, задержанных по каким-то очень странным обвинениям в создании террористического сообщества, левых активистов, анархистов, антифашистов, что они якобы готовили теракты под президентские выборы и чуть ли не вооруженное восстание. Человек идет по Петербургу, его хватают какие-то люди, валят на пол, затаскивают в этот синий «Фольксваген», микроавтобус ФСБ, и там всю ночь его возят по городу и пытают током, ну это что вообще такое? Россия, 2018 год.

Мы видим какую-то тотальную безнаказанность, полное развязывание рук спецслужбам, которые пытают людей. Еще в Москве один из заключенных жаловался недавно: его пытали даже не для того, чтобы он признал какие-то признания, что-то рассказал или оговорил себя. Его пытали, чтобы он просто поставил свою подпись под протоколом об ознакомлении с материалами дела. Это вообще чисто формальная вещь, чтобы передать дело в суд. Только по закону при ознакомлении должен присутствовать адвокат, он просил, чтобы ему предоставили адвоката, и он о чем-то с ним посоветовался. Небольшая проблема найти государственного адвоката, их полно. Но нет, следователю оказалось проще вызвать фсбшников, человека пытали током несколько часов, чтобы он просто поставил свою подпись.

Позавчера Кавказ, вчера Крым, сегодня Петербург. Завтра будут пытать тех, кого сегодня административно арестовывают, что ли? Это же машина, которая не останавливается, только расширяет это безумное насилие, и пока не видно, чтобы ее можно было как-то остановить. И в истории, по-моему, нет ни одного сотрудника ФСБ, который был бы как-то наказан за пытки, за применение насилия.