Перейти к основному контенту

2017-й: культура плачет, но продолжает есть кактус

2017 год, безусловно, войдет в историю российской культуры как мощный перелом в отношениях власти и культуры. Гонения на культуру в уходящем году достигли того градуса, когда уже можно с определенностью сказать: культура и государство отныне находятся по разные стороны баррикад. Кому-то не нравится терминология — мол, какие баррикады в мирное время, зачем так воинственно? Воинственно — потому что культуре объявлена война. И это серьезно.

Здание Большого театра в Москве, 24 декабря 2017.
Здание Большого театра в Москве, 24 декабря 2017. REUTERS/Tatyana Makeyeva
Реклама

12:23

Культура плачет, но продолжает есть кактус

Екатерина Барабаш

Чем, как не войной, считать начатый против Кирилла Серебренникова якобы правовой демарш? В результате демарша два человека — Серебренников и бывший чиновник Минкульта Софья Апфельбаум — под домашним арестом, а три человека — бывший директор «Гоголь-центра» и бывший генеральный продюсер «Седьмой студии» Алексей Малобродский, бывший гендиректор Юрий Итин и бывший главбух Нина Масляева — за решеткой. Разумеется, они особо опасные преступники, и отпустить их под подписку о невыезде невозможно — могут ведь пулемет в руки и давай косить все вокруг.

Между прочим, дело «Седьмой студии» — по сути первый вот такой мощный демарш в сторону творческих сил. Вспомним, как Серебренникова задержали ночью в питерской гостинице, потом мчали сквозь ночную мглу на машине из Питера в Москву, потом выводят в зал суда и держат в клетке, как и нежную Соню Апфельбаум. Кто-то будет спорить с тем, что это типичный акт устрашения? Вспомним также, что задержание Серебренникова и вся вакханалия вокруг «Седьмой студии» произошла вскоре после учреждения позорного Русского Художественного Союза, якобы противовеса либеральной творческой «тусовке», которой новоиспеченная структура объявила буквально войну.

Кирилл Серебренников в суде, 21 августа 2017 года.
Кирилл Серебренников в суде, 21 августа 2017 года. REUTERS/Tatyana Makeyeva

Вина Серебренникова и его коллег не доказана и доказана, скорее всего, не будет, несмотря на оговор Масляевой, давшей нужные показания. Тем не менее власти добились куда большей для себя пользы, нежели потенциальный срок Серебренникову, — раскола либеральной части общества, переживающей за Серебренникова, за культуру, за демократию. Мантра «закон один для всех, и если Серебренников украл — он должен сесть» слышится повсеместно, много, громко, и очень часто говорят это люди, искренно считающие себя апологетами демократии. Выходит, даже их не обошла своим ядом пропаганда, даже им, многие из которых начитанны, образованны и подозрительны, удалось вбить в голову, что презумпция невиновности — анахронизм.

Один хороший и совсем не глупый знакомый художник на предложение подписать петицию в защиту Серебренникова пафосно заметил: «Я это сделаю только тогда, когда буду уверен в его невиновности». И таких много — тех, кто почему-то запамятовал простенькую вещь: не Кирилл должен доказывать, что невиновен, а правоохранители — что виновен. Но дело сделано. Раскол состоялся. Тень сомнения закралась, а там уж свое дело сделает пропаганда.

Одна из целей всей это «операции», помимо всех остальных, — уничтожение театра как живой институции. Всякого рода предписаний и ограничений для государственных театров теперь станет еще больше — рыпнуться не смогут.

Поскольку дело «Седьмой студии» болезненно затронуло вопросы свободы приличных людей, чья вина пока никак не доказана, плюс очевидная беспомощность и ангажированность следствия — этот случай стал громким и вопиющим. Но сколько, казалось бы, по мелочам, сколько не очень заметных и не очень громких случаев наступления на культуру, на ее свободу!

Вот совсем недавно Дума приняла закон, касающийся показов старых фильмов. В документе уточняется, что в случае показа фильма на кинофестивале, который проходит на территории РФ и включает в себя конкурсную программу, прокатное удостоверение не будет требоваться. При этом поясняется, что общая продолжительность времени, в течение которого может проходить показ фильма на фестивале, составляет не более десяти дней, при условии, что показ картины осуществляется не позднее одного календарного года, следующего за годом ее создания. Изложено громоздко и коряво, а если коротко, то так: показывать фильмы старше прошлого года без прокатного удостоверения нельзя. А это означает запрет на любую ретроспективу в рамках любого фестиваля. Это прекращение деятельности Кинозала при Третьяковской галерее, который создан бывшими сотрудниками разгромленного Музея кино и который работает в основном с ретроспективами. Это практически уничтожение всей просветительской деятельности в части кинематографа. А о том, что это по сути поощрение пиратского сектора — даже говорить не будем. Вот интересно — как собирается выкручиваться, скажем, Московский международный кинофестиваль, у которого множество ретроспектив? Или Михалкову поблажку сделают?

При этом — при всей непрозрачности, при всей, мягко скажем, незрелости попыток приструнить культуру и кино — уходящий год оказался неожиданно достойным в части кино. Никакими протекционистскими мерами не остановить то, что само пошло в рост. Итак, три российских фильма 2017 года — «Притяжение», «Викинг» и «Последний богатырь» — стали лидерами проката. Не отвлекаясь на художественные достоинства-недостатки этих картин, заметим только, что это прецедент. И довольно приятный. Этот прецедент был бы куда менее приятным, если бы успех трех российских фильмов на коммерческой ниве не был подкреплен опять же неожиданно внушительным количеством отличных фильмов, по разным причинам не ставших коммерчески прибыльными, но с точки зрения дальнобойной, не материальной прибыли — пионерами.

Режиссер фильма «Нелюбовь» Андрей Звягинцев и актеры Алексей Розин и Марьяна Спивак на красной дорожке Каннского кинофестиваля, 18 мая 2017.
Режиссер фильма «Нелюбовь» Андрей Звягинцев и актеры Алексей Розин и Марьяна Спивак на красной дорожке Каннского кинофестиваля, 18 мая 2017. REUTERS/Stephane Mahe

В очередной раз номинирован на «Золотой глобус» Андрей Звягинцев. Кроме того, его «Нелюбовь» вошла в шорт-лист «Оскара» и, вполне возможно, доберется до номинации, а еще раньше, в мае — получила одну из престижных «пальм» Каннского фестиваля. Не все разделяют восторги вокруг этой новой работы Звягинцева, но не отметить резонанс, вызванный этой картиной, невозможно. Причем резонанс у зарубежного зрителя, у профессионального в том числе, более или менее понятен. Для него Звягинцев — это экзотика далекой и страшноватой страны, зафиксированная, безусловно, профессионально, с применением собственного киноязыка. Но думается, что такой резонанс внутри страны — не самый веселый признак. В «Нелюбви» Звягинцев пытается бить наотмашь, ставя нас перед фактом: полная атрофия души — наша реальность. Зрители всплеснули руками и согласились смотреть в этот фильм как в зеркало. Шок от увиденного говорит только о том, что до этого люди не слишком задумывались о том, в какой реальности живут. Констатация печального и жестокого факта, провозглашенная Звягинцевым с применением его излюбленных прямолинейных метафор вроде бегущей на месте героини с надписью Russia на груди, оказалась для огромного числа людей почему-то невыносимой. А кто не слишком вдохновился, тем было сказано, что они, дескать, не хотят видеть себя в зеркале. Ну да, это немного личное.

Еще одним откровением стал фильм Бориса Хлебникова «Аритмия» — грустная мелодрама о несостоявшейся жизни. Для меня «Аритмия» стала самым приметным событием 2017 года в сфере российского кино. Не потому, что я считаю его выдающимся произведением — претензий к нему достаточно, — но мне кажется, что создателям фильма удалось создать образ героя нашего времени. Сергей Сельянов вообще мастер по части создания героев. Двадцать лет назад они с Балабановым придумали Данилу Багрова — симпатягу с незамутненным нацистским сознанием. Это был очень точный образ. Сейчас на его место пришел герой Александра Яценко — Олег, человек, у которого жизнь утекает сквозь пальцы. Думаю, что именно этим, а не любовной линией, и понравился фильм большинству людей — они увидели в нем то главное, что сейчас всех тревожит, — ощущение зыбкости, ненадежности, рождение очередного поколения «лишнего человека».

Большой удачей хочется назвать фильм «Язычники» Валерии Сурковой по пьесе трагически погибшей шесть лет назад при теракте в Домодедово молодого драматурга Анны Яблонской. Картина — все о той же нелюбви. Только в отличие от прямолинейного Звягинцева, создатели «Язычников» рассматривают субстанцию нелюбви в связке со свободой и пытаются искать даже не выходы из нелюбви, а хотя бы зыбкий, но общий знаменатель у человека и добра. Но не находят. Поначалу кажется, что религия способна объединить разъединенные души, потом вроде и правда все налаживается, но в итоге оказывается, что любовь и добро не зависят от веры в собственное превосходство над атеистами, а искать пути к любви каждый должен сам и каждый — свой собственный путь. В любом случае любовь без свободы немыслима. Фильм официально выйдет в прокат в феврале 2018-го, и надо постараться не допустить притеснений со стороны церкви. Правда, пьеса была более антиклерикальной, в фильме это несколько стушевано.

Неплохо прошли в прокате «Время первых» Дмитрия Киселева и «Салют-7» Клима Шипенко — оба про космические достижения советской эпохи. «Салют-7», правда, заметно проигрывает «Времени первых» по закрученности интриги, по накалу страстей, по драматургической напряженности. Тем не менее оба фильма имели определенный успех.

Акция православных активистов перед премьерой фильма «Матильда», Москва, 24 октября 2017.
Акция православных активистов перед премьерой фильма «Матильда», Москва, 24 октября 2017. REUTERS/Maxim Shemetov

Чем еще отличился 2017 год — так это беспрецедентной атакой на исторические здания, в основном в Москве. Уничтожение Москвы — это отдельная тема, это вечная кровоточащая рана, и не только выздоровления, но и даже лечения пока не предвидится. Культурное наследие Москвы почти полностью ликвидировано, вместо него мы теперь имеем перед глазами новый офисные здания, элитные жилые дома, гостиницы и прочие объекты, к удобству москвичей и красоте города отношения не имеющие. За 2017 год как минимум 15 исторических здания Москвы попали под ковш экскаватора. Работы, как правило, ведут ночью или рано утром, разрешительных документов обычно у разрушителей нет.

За последние месяцы столица потеряла Дом культуры им. Серафимовича — прекрасный образец советского конструктивизма, усадьбу Неклюдовой на Малой Бронной, которую по закону сносить было нельзя, практически снесен дом Михоэлса, в котором бывали Есенин и Тышлер — от него остался лишь фасад, за которым уже строится новое здание. Три месяца назад снесено здание железнодорожного вокзала Рабочий поселок, который находился под охраной государства как объект культурного наследия. По факту сноса возбуждено уголовное дело, но если кто-нибудь сходу вспомнит, кто у нас понес наказание за уничтожение культурного наследия, тому приз.

Культурное пространство в России в этом году стало окончательно напоминать театр военных действий. Заниматься искусством честно, без оглядки на власти и на мракобесов, прикрывающихся православным крестом, становится равносильно подвигу. Вспомним хоть последние события на «Артдокфесте», когда хулиганье в камуфляже принялось по сути громить фестиваль за фильмы, которые ему, хулиганью, кажутся неуместными. Надо сказать, что со стороны власти они получают замечательную поддержку — например, вице-спикер Думы Петр Толстой повел атаку на «Артдокфест», причем в самых отвратительных выражениях, еще до начала фестиваля и не видя фильмов. Ну да это наша обычная практика — у нас и Поклонская на «Матильду» с вилами пошла, не видев, а еще раньше — борцы с «Тангейзером» спектакля не видели, а еще раньше — «Пастернака не читал, но осуждаю». Ничего не меняется. Только культура плачет. Но продолжает есть кактус. Кто, если не она.

РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI

Скачайте приложение RFI и следите за международными новостями

Поделиться :
Страница не найдена

Запрошенный вами контент более не доступен или не существует.