Денис Драгунский: Я жду от Думы ещё более безумных законопроектов

В Санкт-Петербурге завершился XI Международный книжный салон. По традиции новые книги на нем представили популярные российские авторы, а также некоторые европейские писатели. Кроме того, по приглашению устроителей книжного салона его гостями стали известные медийные персоны. Участник салона, писатель, журналист и политический обозреватель Денис Драгунский рассказал в интервью RFI о том, как россияне воспринимают новости, есть ли в России экономический кризис и что изменится после выборов в Госдуму.

Писатель, журналист и политический обозреватель Денис Драгунский RFI/ V.Bondarev

07:48

Денис Драгунский: Жду от Думы ещё более безумных законопроектов

Владимир Бондарев (Санкт-Петербург)

RFI: Денис Викторович, как вам удаётся ориентироваться в информационном потоке, когда новости стремительно сменяют друг друга? И не успеем мы привыкнуть к одним персоналиям, как на их смену уже приходят другие.

Денис Драгунский: Я особенно в информационном потоке не плещусь. Я черпаю информацию с лент разных агентств, но в основном мой источник новостей — это Facebook. У меня пять тысяч друзей, и поэтому в своей френд-ленте я нахожу практически все интересующие меня новости.

То, что новости устаревают, это, к сожалению, естественно. Но те новости, которые появляются и пропадают, это новости не такие интересные, которые следовало бы отслеживать, по моему мнению. Я просто смотрю на них, улыбаюсь и листаю ленту дальше.

Наша лента новостей имеет эстрадно-балаганный вид, и к этому уже надо привыкнуть. Серьёзных, настоящих новостей не видно.

Российское общество в последние годы настолько идеологизировано, что люди воспринимают только те сообщения, которые соответствуют их картине мира. А если что-то не соответствует, то есть такой «мем»: «Вы всё врете, я вам не верю».

Мне кажется, что так было всегда, просто сейчас это очень сильно обострилось. Картина новостей сейчас радикально изменилась вот в связи с чем: дело в том, что до появления социальных сетей подавляющее большинство населения — может быть, 90%, а может, и 98% — было пассивными потребителями новостей. И производители новостей, строго говоря, не знали, как люди реагируют на новость, а реакция была очень сложной, замедленной, опосредованной в виде, например, повышения или понижения тиражей и журналов. Или писем в редакцию. То есть реакция была очень замедленной и очень малочисленной.

А сейчас, когда появились социальные сети, эта «безъязыкая улица», словами Маяковского, стала петь и разговаривать. То есть люди стали бурно реагировать на все новости. Стали говорить: это правда, это ложь, вы всё врёте, я вам не верю, и так далее.

Вы очень правильно сказали. Одни старик сказал мне давно замечательную фразу. Он пересказывал то, что ему рассказал его друг и сказал: «Он всё врёт!». Я спросил: «Почему?», он ответил: «Потому что я ему не верю!». Вот ровно так и здесь. Это очень старый психологический механизм — мы верим в то, во что мы заранее готовы поверить.

Ну или должно быть что-то уже совсем катастрофическое. Когда нас это лично касается, люди очень охотно верят картинке. Например, можно с выкаченными глазами произнести что-то на экране, и люди сразу в это поверят. Но они также легко об этом забудут, понимаете? Люди могут поверить в то, что, например, хлеба нет в магазинах, потому что его действительно нет, и они ничего не могут сделать. Но не дай бог нам дожить до таких новостей!

Поскольку вы пишете аналитические колонки для известного российского интернет-издания, что вам лично кажется событием пяти прошедших месяцев этого года? Событие или череда каких-то событий — что бы вы выделили?

Это очень трудный вопрос. Такого одного события я не могу выделить. Если именно какая-то череда событий, это, прежде всего, обсуждение экономического кризиса.

Для меня оно очень интересно, потому что, с одной стороны, все говорят, что у нас экономический кризис. Действительно, мы смотрим в обменниках: цены на валюту очень сильно растут, то есть это значит, что наш рубль падает. В связи с контрсанкциями (они же — продуктовое эмбарго) хуже стало немножко с ассортиментом, повысились цены.

Можно ли это назвать экономическим кризисом? Абстрактно — да. Реально — это экономический кризис? Нет, конечно! Экономический кризис -это когда голод, когда инфраструктура падает, когда нищета, когда человек, идущий с кошёлкой из магазина, должен идти с овчаркой или с сыном с дубиной, потому что иначе на него нападут и отнимут /продукты/. Вот это экономический кризис!

Сейчас у нас экономические, как говорили при советской власти, «временные трудности». Но очень интересно наблюдать, как люди на это реагируют. И говорят: денег нет, деньги есть, пенсия будет, пенсии не будет…

«Денег нет, но вы — держитесь там. Хорошего вам настроения!»…

Понимаете, в чём дело: как это ни смешно, как ни грустно сказать — Медведев имел право так сказать, хотя, может быть, эта фраза довольно цинично звучит. В советское время я читал: в Уругвае или в Аргентине цены повысились на 5%. Вышли на улицы разгневанные уругвайцы, и на следующий день правительство подало в отставку, а президент назначил нового премьера.

У нас ничего подобного нет. У нас денег нет, а мы держимся! Вот и всё! Поэтому Медведев говорит: «Денег нет, а вы — держитесь, потому что вы всё равно продержитесь, вы никуда не денетесь».

В нашей политической традиции нет такого момента, такого болезненного политического реагирования на повышение цен, на обнищание. Поэтому будут держаться.

Чего вы ждёте от грядущих выборов в Государственную Думу?

Мне почему-то кажется, что Государственная Дума будет примерно такая же, как сейчас. Я сильно не уверен, что появится какая-то новая партия. Может быть, она появится, может быть, заменят партию имени товарища-господина Миронова на какую-нибудь другую партию — на партию имени господина Титова.

Может быть, но я не думаю, что это даст какие-нибудь результаты. Я почему-то уверен, что правящая партия, то есть «Единая Россия», всё равно получит конституционное большинство, и поэтому никаких проблем с Думой не будет.

Что я жду ещё от Думы? Я жду новых, ещё более безумных законопроектов. Например, касательно запрета корчить рожи на задней площадке трамвая, потому что это может испугать вагоновожатого следующего трамвая, он может случайно тормознуть, устроить аварию, и за это можно давать административный арест. Жду запрета называть, скажем, Льва Толстого «зеркалом русской революции», потому что слово «революция» — очень вредное, и так далее. Я этого жду.

Но при этом я очень сочувствую депутатам, которые эти законопроекты будут выдвигать. Я их — вы будут смеяться — по-человечески понимаю. Это люди, которые абсолютно лишены возможности реально влиять на политику. Но при этом они являются депутатами, избранными от народа, они заседают в Госдуме, у них есть какой-то там мандат «на всё хорошее и против всего плохого». При этом их функция — проштамповывать законы. Ясно, им от этого дела — масса комплексов. Скучно, тоскливо, обидно, и поэтому они хотят от себя выдать ещё что-нибудь эдакое!

Поэтому я думаю, что выдача чего-то «эдакого» будет продолжиться.

Денис Викторович, напоследок — немного о культуре.

Я жду от культуры, что она будет дальше развиваться, как ей положено. Что писатели будут писать, музыканты будут играть, а читатели и слушатели будут читать и слушать.

То есть я верю в то, что русская культура останется. Мы помним Гоголя, мы помним Чехова, но нам нужно специально напрячься, чтобы вспомнить при каком царе что происходило на дипломатическом, экономическом или ином поприще. Культура — вечна, культура переживает эпохи, переживает царей, и поэтому я бы предложил деятелям культуры всегда это помнить. И помнить свою ответственность перед вечностью.