Отпустите Баниониса!

Недавно на просторах интернета произошел конфуз. Литовские спецслужбы обнародовали документы, согласно которым актер Донатас Банионис и дирижер Саулюс Сондецкис в свое время сотрудничали с органами безопасности. Кто-то охотно поверил, кто-то принялся заламывать руки — мол, врут литовцы. И все, как водится, переругались. Потому что узнавать о своих любимцах вот такое, конечно, очень неприятно. И многие тут же закрыли уши — «ничего не хочу знать!»

"Соловецкий камень" у здания КГБ-ФСБ на Лубянской площади Москвы Oleg Klimov/Getty Images

Прим.: Центр исследований геноцида и сопротивления жителей Литвы призвал относиться критически к опубликованному журналу регистрации архивных личных дел советского КГБ, в котором фигурируют имена актера Донатаса Баниониса и дирижера Саулюса Сондецкиса.

Так это было или не так, а если так — то надо ли это обнародовать, а если надо — то сразу же проклясть человека или сначала разобраться, почему он на это пошел? А разобравшись — решить: казнить или помиловать? Короче, задачку нам задали непростую.

«Юноше, обдумывающему житье, решающему, делать жизнь с кого, скажу, не задумываясь делай ее с товарища Дзержинского», — написал около ста лет назад блистательный радикал от поэзии Маяковский. С тех пор менялись объекты поклонения, Дзержинский был свергнут со своего пьедестала прямо, можно сказать, перед собственным офисом, но незыблемым остается посыл: жизнь надо делать с кого-то.

Этому начинали учить еще с детства, скармливая детям бесконечные истории про павликов-морозовых да про пионеров-героев. Позже примерами для подражания становились взрослые герои — комсомольцы-добровольцы, стахановцы, целинники, космонавты, воины-интернационалисты — словом, все, кто так или иначе работал на правильный имидж государства. Примеры для подражания менялись, но необходимость делать жизнь с кого-то оставалась незыблемой. Все, кто рос в СССР, помнят, как нам приходилось писать бесконечные сочинения на тему «На кого я хочу быть похожим» или «С кого я хочу брать пример». В фильме «Большая перемена» школьный великовозрастный хулиган Григорий Ганжа в исполнении Александра Збруева вызывает негодование учителей своим демаршем, когда вместо того, чтобы послушно написать сочинение «На кого я хочу быть похожим», шумно возмущается: «Вот почему я, взрослый рабочий человек Григорий Ганжа, должен быть на кого-то похожим?» Это действительно по тем временам был вызов и дерзость.

А поскольку реальных героев на всех не напасешься, пришлось в срочном порядке строгать киношных да литературных. Героико-патриотическое искусство Страны Советов начало спешно пухнуть от героев всех мастей начиная с Павки Корчагина и Щорса кончая Лениным и маршалом Жуковым. Актеры, игравшие героических персонажей, быстро срастались с протагонистами и порой до гробовой доски несли на себе то тяжкое, то приятное бремя славы своих героев. По большей части все же тяжкое. Например, Максим Штраух, один из самых известных исполнителей роли Ленина, этой ролью положил конец собственной актерской карьере — допустить, чтобы актер, прикоснувшийся к великой личности Ленина, продолжал пустое лицедейство, власть допустить не могла. А ведь начинал у Мейерхольда как талантливый актер-эксцентрик. Зато собрал все мыслимые и немыслимые премии — Ленинскую, Сталинскую (да не одну) и кучу других. Маска приросла к лицу до конца жизни. С ней и ушел.

Похожая судьба постигла и Бориса Щукина — после роли Ленина ему уже нечего было играть. Может, и хотел, да положение обязывало.

Бывало и наоборот. Скажем, Александра Калягина долго не хотели утверждать на роль Ленина в мхатовском спектакле по пьесе Михаила Шатрова «Так победим!» Говорили: «После тетки Чарлея играть Ленина — да вы с ума сошли!» А пару лет назад как набросились на талантливого Евгения Ткачука, сыгравшего у Сергея Урсуляка в «Тихом Доне» Григория Мелехова! Дескать, он же еще недавно Мишку Япончика играл — какой ему Мелехов?! А сколько раз приходилось слышать: «Он самого себя сыграл!» — обычно про кого-то не слишком приятного, сыгравшего хама и негодяя.

Очень распространенная ситуация: сколько бы ни объясняли, что так нельзя, отечественный зритель упорно путает актера с его образом, словно не желая признавать само по себе наличие актерской профессии. Причем это особенность именно российского зрителя — видеть в актере за пределами экрана или сцены того, в чьем образе он лучше всего запомнился.

В советские времена с КГБ сотрудничало огромное количество людей самых разных профессий. И ни для кого это не секрет. Но вот известие о Банионисе вдруг повергло в изумление даже вполне разумных людей. «Как можно?!» — воскликнул обиженный хор. Ну да, ну да, он же сыграл Ладейникова в «Мертвом сезоне», такого симпатичного, героического, умного. Реально существовавшего Абеля, наконец. Как он мог?! А до этого роскошно сыграл в фильме Жалакявичюса «Никто не хотел умирать», в котором сражался против тех, кому потом продался за спокойную жизнь да заграничные поездки. Как мог?!

Это очень грустная реакция — она говорит о фатальной инфантильности российского зрителя. О том, что отношение к искусству у нас по-прежнему потребительское. В том смысле, что зритель не научен, не готов воспринимать образы. Думается, во многом тут вина нашей оголтелой приверженности социалистическому реализму, который должен был показывать жизнь как она есть, строго следуя правилам реальности. Искусство должно было быть зеркалом жизни — и никак иначе. Уже и соцреализм давно покачнулся на своем троне, а люди по сей день привыкли искать на экране правду жизни. Почитайте форумы, обсуждения фильмов — любая дискуссия о фильме начинается с чьего-то утверждения «Так не бывает». Ладно бы зрители — но у нас даже Минкульт с некоторых пор требует соблюдения правды жизни, иначе Российское военно-историческое общество не пропустит. Зато галерея Александра Шилова у нас в самом что ни на есть центре Москвы, рядом с Кремлем — потому что он рисует ну очень похоже, как в жизни. Настоящее зеркало нашей действительности.

Инфантильность отечественного зрителя в конечном итоге и оборачивается расстройствами. Как в случае с Банионисом. Завышенные ожидания всегда влекут за собой большие разочарования. Кстати, такая инфантильность характерна именно для наших просторов — ни в Америке, ни в Европе вы не встретите такого детского пиетета перед артистами. Там есть звезды, мегазвезды, есть национальные любимцы, но там никому не приходит в голову расспрашивать актера о его видении политических проблем. О политических проблемах расспрашивают политиков, равно как об экономических — экономистов, о медицинских — медиков. А я помню, как меня по молодости все пытались отправить интервьюировать актеров (особенно с началом перестройки и свободного дыхания прессы) на темы, не имеющие отношения к творчеству и даже личной жизни, — о политике, о вопросах нравственности, об их прогнозах относительно будущего страны. Я отбивалась как могла, потому что всегда была абсолютно убеждена: за редким исключением говорить с людьми надо о том, в чем они разбираются.

К актеру надо относиться как к носителю актерской профессии — не больше и не меньше. Не ждать от исполнителей героических ролей героизма в жизни, а от создателей отрицательных образов — подлостей. Не идти на поводу у собственной наивности и дремучести, не позволяющей рассматривать искусство как систему образов, а не как зеркало жизни. Отпустить любимых артистов жить своей жизнью. Тогда и разочарований не будет.