«Нормализация жестокости на государственном уровне». Что будет с мигрантами в России
После теракта в подмосковном концертном зале «Крокус Сити Холл», жертвами которого стали 144 человека, власти предсказуемо начали облавы на мигрантов по всей России. Иностранцев задерживают и выдворяют, попутно вымогая взятки. Некоторые из них подвергаются избиениям. Задержанных, по словам правозащитников, помещают в «пыточные условия». Одновременно, в контексте войны и демографического спада, российское государство не может обойтись без трудовых мигрантов, а потому занимает двойственную позицию, говорят опрошенные RFI эксперты.
Опубликовано:
«Тема миграции остро и политически стоит в российском общественном пространстве примерно с 2010–11 годов, — говорит антрополог, доктор исторических наук, специалист по Средней Азии Сергей Абашин. — В обществе и среди политиков уже давно сложилась активная позиция неприятия миграции».
Акции устрашения мигрантов из раза в раз повторяются в ответ на значимые политические события с участием выходцев из стран Центральной Азии, поясняет исследователь. Он напоминает о теракте в метро Петербурга 3 апреля 2017 года, жестоком убийстве четырехлетней девочки, совершенном душевнобольной няней из Узбекистана. «Власть реагирует на каждое такое событие: начинает демонстративно арестовывать и депортировать мигрантов», — отмечает Сергей Абашин.
«Беспрецеденты пытки на камеру»
«Проблема структурного и системного расизма в России очень давняя, — добавляет доктор наук, специалист по миграции из Средней Азии Наталья Зотова, сотрудник Медицинского университета имени Альберта Эйнштейна в Нью-Йорке. — Беспрецедентны пытки на камеру. Это какой-то новый, запредельный уровень ужаса. То, что нам предъявили видео задержанных с выдавленным глазом, с отрезанным ухом, это не просто отмашка, это означает, что можно все».
►►Читайте также: «Варварство в ответ на варварство»: правозащитники о публичных пытках задержанных по делу о теракте в «Крокусе»
Выходцы из Средней Азии и раньше были «мишенью для битья» и «отдушиной» для выплеска агрессии, подчеркивает Зотова. «Но сейчас происходит нормализация жестокости на государственном уровне — это что-то новое. Это вызывает чудовищное чувство страха и тревогу за будущее мигрантов в России», — сожалеет ученая.
Социолог Даниил Кашницкий, постдокторант в парижском университете Paris-Cité и специалист по здоровью мигрантов, видит в демонстрации пыток отражение войны, которую Россия ведет против Украины. «Уровень насилия в обществе вырос, — отмечает исследователь. — Раньше всех шокировали избиения и отрезание частей тела у подозреваемых. В том, что происходит сейчас, есть прямая корреляция с войной».
«Либеральная, правозащитная часть общества в последние два-три года практически лишилась голоса в российском обществе. Многие правозащитные организации закрыты, многие правозащитники или высланы, или эмигрировали из России, — говорит Сергей Абашин. — Монополию захватили консервативные, националистические или близкие к ним голоса. Сейчас они доминируют в общественном пространстве. Более того, если десять лет назад националисты были довольно маргинальной и даже отчасти оппозиционной Кремлю силой, то сейчас они во многом легитимированы. Мы знаем Прилепина и других фигур такого плана. Поэтому в общественном пространстве мы наблюдаем господство мигрантофобии. Голосов, которые защищают мигрантов, в России практически не осталось. Из-за этого реакция на теракт кажется гораздо более масштабной и широкой».
При этом меры, которые сейчас принимают власти, Сергей Абашин называет «демонстративными акциями», которые нужны, чтобы ответить на существующий в обществе запрос.
«Одной рукой бить мигрантов, другой — делать на них огромные деньги»
28 марта на встрече с военными летчиками в Торжке Владимир Путин заявил, что лозунг «Россия для русских» вызывает у него чувство тревоги.
«Мы никогда не должны забывать, что мы страна многонациональная, многоконфессиональная. Мы всегда должны с уважением относиться — мы так и делаем — к нашим братьям, представителям других конфессий: и к мусульманам, и к иудеям, ко всем», — призвал президент.
Одновременно отдельные пропагандисты, например, Маргарита Симоньян, и близкие к Кремлю паблики восхищались мужеством 15-летнего школьника Ислама Халилова, который помогал посетителям «Крокус Сити Холла» выбраться на улицу из охваченного огнем концертного зала, отдельно при этом отмечая, что подросток — кыргыз по происхождению и мусульманин. Госдума наградила мальчика грантом на обучение в российском вузе.
Еще через несколько дней, выступая на расширенном заседании коллегии МВД, Путин призвал «глубоко, кардинально обновить подходы к миграционной политике» в РФ. «Принцип, что приехать жить и трудиться в Россию могут только те, кто уважает наши традиции, язык, культуру, историю, — этот принцип должен быть решающим», — заявил он.
Такой двойственный подход государства по отношению к мигрантам сложился уже давно, утверждают исследователи. «На протяжении последних 15 лет мы видим противоречивую позицию властей, — напоминает Сергей Абашин. — С одной стороны, во власти есть лоббисты миграции, которые время от времени проталкивают идею, что миграция нужна. И есть лоббисты, которые постоянно говорят, что миграция не нужна, что она несет проблемы, связанные с преступностью, с терроризмом, с болезнями, с чужой культурой, нехарактерной для России и так далее».
«Власти все время балансируют между этими двумя позициями, которые представлены в публичном пространстве, и склоняются то на одну сторону, то на другую», — поясняет он.
«Миграционную карту российские власти разыгрывали всегда, при любом удобном случае, — добавляет Наталья Зотова. — Еще при Лужкове все стройки, новые кварталы, снос пятиэтажек — все это было сделано руками мигрантов. Авиакомпании, аффилированные с Лужковым, летали в Таджикистан. На этом делались огромные деньги. При этом миграционная карта всегда была удобным пропагандистским нарративом. Властям, олигархам и самого разного уровня чиновникам было отлично видно, что это прекрасный экономический ресурс, который они эксплуатировали, благодаря которому получали прибыль и накапливали политический капитал. То есть, одной рукой [можно] бить этих мигрантов, другой — делать на них огромные деньги».
Сегодняшнюю ситуацию Наталья Зотова называет вершиной «шизофренического нарратива» государства. «С одной стороны, давайте из них сделаем чудовищ, которых можно пытать на камеру, выдавливать глаза, отрезать ухо, а с другой стороны, ой, мы перегнули палку», — резюмирует исследовательница.
«Бьют не для того, чтобы выгнать, а для того, чтобы люди оставались без голоса. То есть ты тихо работаешь, участвуешь в экономике, создаешь огромные профиты принимающей стране, но при этом особо не говоришь о своих правах»,
— объясняет Даниил Кашницкий.
«Миграционная политика устроена таким образом, что множество людей остаются за рамками возможности получить легальные документы. Либо у тебя есть документы, но нет регистрации, либо у тебя всегда чего-то не хватает, либо правоохранительные органы останавливают тебя на улице, требуя, чтобы у тебя были все распечатанные документы, вплоть до трудового договора. Если этого нет, тебя отвозят в отделение до выяснения. Однако в процессе выясняется, что ты можешь от этого откупиться, отдав все наличные деньги, которые есть у тебя в кармане», — перечисляет он.
Низовая коррупция и запугивания выгодны не только простым патрульным на улицах, но и, например, крупному строительному бизнесу, который нанимает мигрантов из Средней Азии без трудовых контрактов. «Они живут прямо на стройке, на объекте, месяцами, часто боясь выезжать оттуда, — объясняет исследователь. — Компания откупается от проверяющих органов, имеет лобби в Государственной Думе. Часто депутаты связаны финансовыми интересами с крупными девелоперами. Малый бизнес тоже нанимает иностранных трудовых мигрантов без договора, пользуясь незнанием людей».
Ксенофобия как часть контракта
Во введении визового режима со странами Центральной Азии не заинтересована сегодня ни одна из сторон, уверен Даниил Кашницкий. «Уровень зарплат в российской экономике все равно остается намного выше, чем в Таджикистане, — говорит он. — Безвизовый режим, сколько бы ни кричали политики, невыгодно отменять, потому что демографическая ситуация в Таджикистане еще какое-то количество лет будет создавать больше рабочей силы, чем страна способна трудоустроить. А Россия нуждается в этих людях».
Запугивания и ксенофобия — это, к сожалению, часть контракта, говорит Кашницкий:
«Когда ты едешь в Россию, ты должен быть готов к тому, что ты будешь постоянно сталкиваться с расизмом, в первую очередь от правоохранительных органов и чиновников».
«Обыски, показательные депортации, трудности с арендой жилья — все это происходит годами, а кампания по устрашению постепенно, вместе с информационным фоном, сойдет на нет, как это было всегда, и мигранты знают об этом», — отмечает он.
«Выбор страны обусловлен семейными связями. Мигранты едут не столько в Россию, сколько к своим. Например, кто-то уже работает в пекарне в Иркутске. Молодой племянник, которому исполнилось 17 лет, после школы едет туда, потому что его ждет рабочее место, — объясняет Кашницкий. — Это в первую очередь Россия, потому что там все по-прежнему намного проще: похожим образом работают институты, понятно, как отправлять деньги, ясны неформальные стратегии. Можно поехать в Турцию, но там очень низкие зарплаты для иностранцев. Арабские Эмираты — там все примерно, как в России, но меньше связей. Кому-то удается получить визу в Южную Корею или в страны Западной Европы, но на фоне России, это очень тоненькие ручейки».
«За лучшей жизнью»
Амир (имя изменено) приехал в Москву в 2007 году на заработки — «за лучшей жизнью». В России уже давно жил его дядя, который помог молодому человеку устроиться на новом месте. Дядя сразу предупредил:
«На улицах на таджикском не разговариваем, только на русском. Мы и так раздражаем, не надо больше».
Эта установка помогла ему быстро выучить язык. «Когда я приехал — "он", "она" — я все путал. Сейчас вроде бы нормально общаюсь и очень хорошо понимаю», — скромно замечает Амир, который говорит на русском без акцента.
Первые два года Амир занимался ремонтом, потом устроился официантом: «самые быстрые, легкие деньги». С большим трудом он получил российское гражданство и последние четыре года работает в благотворительном медицинском фонде, в котором когда-то сам получил помощь, а также учится в колледже на соцработника. По его словам, в повседневной жизни он не испытывает на себе бытовой ксенофобии. «Я ростом почти метр девяносто пять, не темный, летом рыжим чуть-чуть становлюсь», — объясняет Амир, почему его не задерживают на улицах.
22 марта, в день теракта в «Крокус Сити Холле», Амир был в Казахстане, а оттуда улетел к семье в Таджикистан. На фоне тревожных новостей о начавшихся облавах на мигрантов он боялся возвращаться в Москву, но потом все же принял решение лететь, несмотря на обеспокоенность родни. Впрочем, двоюродному брату, который тоже должен был ехать в Россию в конце марта, Амир посоветовал отложить поездку. Консультации для мигрантов в фонде, где он работает, временно перевели в онлайн-режим. «Стараемся не вытаскивать людей на улицу лишний раз», — объясняет Амир.
«К сожалению, какое-то время это [преследование мигрантов] будет, а потом спадет. Будут показательные порки, без этого никак», — резюмирует он ситуацию и говорит, что пока из России уезжать не собирается.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться