Сталинские сроки для российских политзаключенных

25 лет заключения Владимиру Кара-Мурзе, 19 лет Алексею Навальному, 8,5 лет Илье Яшину 7 лет Алексею Горинову. Так власть расправляется с несогласными. Сроки, полученные лидерами оппозиции сегодня, вполне сравнимы с теми, что давали в сталинские времена. О том, можно ли сравнивать репрессивные методы советского времени с нынешними корреспондент RFI поговорила с историком, членом Центра защиты прав человека «Мемориал» Алексеем Макаровым. 

Лидер российской оппозиции Алексей Навальный на церемонии прощания с правозащитницей Людмилой Алексеевой. Декабрь 2018 года AFP

Можно ли сравнивать сегодняшние репрессии с тем, что происходило в позднесоветское время с диссидентами? 

Тут надо смотреть по нескольким параметрам. Конечно, те сроки, которые дают сейчас — это уже сталинские сроки. Максимальное наказание по уголовному кодексу 1960 года было 15 лет лишения свободы. И максимум, который мог получить диссидент, — 7 лет лагерей и 5 лет ссылки, а если судили повторно по 70-й статье, то 10 лет лагерей и 5 лет ссылки. Но все-таки это несравнимо с 25-ю годами, которые появились в середине сороковых годов прошлого века. Этот срок был отменен только в 1960 году. 

Есть важное отличие по условиям заключения — сейчас нет политических лагерей. В советское время их тоже, строго говоря, не было, но были лагеря для особо опасных государственных преступников, тех, кто был осужден по соответствующей главе Уголовного кодекса. Эти политические лагеря на самом деле сыграли довольно важную роль в консолидации заключенных и в борьбе с произволом лагерной администрации.

Сейчас люди попадают в разные лагеря, где практически нет единомышленников и где гораздо жестче условия и у администрации есть возможности давления. 

Что касается масштабов, то количество людей, которые сейчас осуждены, оно в целом вполне сравнимо с поздним Советским Союзом — сотни людей сидят по политическим обвинениям.

Важное отличие: сейчас почти нету такого инструмента, который использовался в 60-х и в 80-х годах, как карательная психиатрия. Когда людей заведомо здоровых направляли на принудительное лечение, которое могло длиться сколь угодно долго. Их обрекали на пребывание в одном месте с людьми, действительно имеющими ментальные расстройства, «лечили» их лекарствами, которые разрушительно действовали на организм. Это все было описано и Натальей Горбаневской, и Владимиром Буковским, которые испытали весь ужас того, что называется «карательной психиатрией». Сейчас такой массовой практики нет, хотя сейчас мы снова видим отдельные случаи, которые демонстрируют такую тенденцию. 

Но в советское время десятилетиями существовали «политические» статьи. В наше время они появились, по сути, только после начала войны. Того же Навального сначала посадили по «делу Ив Роше». 

Действительно, в советское время была 70-я статья УК — «антисоветская агитация и пропаганда», которая считалась особо опасным государственным преступлением, и поэтому людей нужно было отправлять в отдельные лагеря.

64-я статья — измена Родине — трактовалась тоже очень широко: это могла быть попытка бегства за границу, якобы шпионаж и так далее. Люди, осужденные по этой статье, также попадали в политические лагеря.

Еще одна политическая статья была «190 прим.» — распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй. Там максимальное наказание было до трех лет лагерей, но проблема заключалась в том, что человек ехал в обычный уголовный лагерь. Иногда это было как бы тяжелее, чем в политических лагерях, где все-таки были единомышленники.

Сейчас статьи о «фейках» и о дискредитации армии по своей формулировке очень напоминают 190-ю статью, а по тому, какие сроки за это дают, напоминают уже о 70-й статье.

В советское время были еще две статьи — 142 и 227, которые использовались против членов незарегистрированных религиозных общин — баптистов, адвентистов. Это нарушение закона об отделении церкви от государства и школы от церкви и посягательство на жизнь и здоровье граждан под видом исполнения религиозных обрядов.

Отдельно надо сказать про статьи, которые использовались против верующих за отказ брать в руки оружие или приносить присягу.

Против диссидентов использовались и другие возможности репрессивной машины: сфальсифицированные уголовные дела, подброс наркотиков и еще что-то. Но в СССР почти не было терроризма, зато сейчас мы видим подобные обвинения. Это, прежде всего, дела против членов признанной в России террористической организации Хизб ут-Тахрир — и там уже сроки 12, 15 и даже 20 лет. По сути, это только за участие в деятельности организации, то есть без осуществления насилия, просто за разговоры. 

После приговоров Алексею Навальному, Владимиру Кара-Мурзе и Илье Яшину многие отмечают, что за убийство в России дают меньше. Была ли такая практика во времена диссидентов? 

В целом нет. Те, кто был осужден за преступление против личности, насильственные преступления или за грабеж получали, конечно, сроки большие, чем диссиденты. Но если говорить о более ранней практике сталинской, то действительно, можно было получить 25 лет по сугубо политическому обвинению и столько же — по уголовным преступлениям. 

Сейчас мы видим, что преступления против государства само государство считает более опасными, чем преступление против граждан, о безопасности которых государство должно заботиться.

В документальном фильме Николя Милетича «За успех нашего безнадежного дела» диссидент Александр Лавут рассказывает о том, как в советское время суды над теми, кто обвинялся по политическим статьям были заполнены непонятными людьми, а родственники и сочувствующие не могли попасть в суд. Сегодняшние процессы очень напоминают то, что происходило 30 лет назад. Например, суд над Алексеем Навальным и Даниэлем Холодным проходил в колонии. Но даже те, кто приехал туда — журналисты и родственники — в первые часы гадали, какие сроки получили подсудимые. Качество звука трансляции из зала, где проходил процесс, было отвратительным.

Это действительно начинает напоминать суды над диссидентами.

Самый показательный случай — это процесс Синявского и Даниэля, когда советская власть посчитала, что хорошо бы из этого сделать открытый процесс, чтобы показать интеллигенции, где проходят красные линии.

Они сделали суд открытым и после этого получили записи заседаний, которые были опубликованы на Западе. После этого стало понятно, что следующие процессы лучше сделать закрытыми и, действительно, это была массовая практика, когда даже родственникам было довольно сложно попасть в суд, узнать, когда и где он будет проходить. Потому что это могло быть выездное заседание в каком-нибудь Дворце культуры, вмещавшем большее количество народа. Но при этом все равно попасть на суд друзьям и родственникам было невозможно. Вход осуществлялся по пропускам, и в зале была соответствующая аудитория.

Сейчас на политический процесс в большинстве случаев есть возможность попасть. Да, маленькие залы и очень плохая трансляция, но, с другой стороны, есть другая проблема: многие процессы, например, по делам о государственной измене закрыты формально на том основании, что дело якобы связано с государственной тайной. И поэтому невозможно понять, что там вообще происходит, сфальсифицированы обвинения или нет. Власть пытается постепенно делать эту сферу еще более непроницаемый для гражданского общества.