«Я просто знаю, что ее не должно быть» — русские писатели о войнах перед угрозой новой войны
«Я хочу, чтобы любовь к миру перестала быть робким стремлением народов, приходящих в ужас при виде бедствий войны, а чтоб она стала непоколебимым требованием честной совести», — писал Лев Толстой в интервью газете «Фигаро» в 1904 году. О войне с русской службой RFI говорят писатели Юлий Ким, Лев Рубинштейн, Мария Степанова, Ольга Медведкова, Алиса Ганиева, Алексей Моторов и Наринэ Абгарян.
Опубликовано:
ЮЛИЙ КИМ
Слово писателя играет свою роль, а группы писателей — тем более, потому что у писателя есть аудитория. Я сразу вспоминают наших великих антивоенных писателей, например, Илью Эренбурга. И особенно я вспоминаю, как в начале 1980-х годов, в связи с афганской авантюрой нашего правительства два писателя, Алесь Адамович и Юрий Карякин развернули деятельность в защиту мира на основе равной ответственности всех стран и правительств за судьбы мира. Это было очень сильное выступление, и неоднократное. К ним присоединился и я, когда сочинил антивоенную пьесу «Ной и его сыновья» и они помогли довести ее до постановки. Постановка была в 1985, еще шла афганская война.
Многочисленные выступления в интервью и самостоятельные выступления писателей без вопросов корреспондентов — тоже важное дело. Чем шире аудитория, тем значительнее вклад в великое антивоенное дело, особенно теперь.
В 1995 году я принял участие в телевизионном выступлении против Чеченской войны. Обращение было к правительству, потому что оно главным образом отвечало за это войну. Нас было несколько приглашенных, помню знаменитого генерала Громова, который командовал выводом войск из Афганистана. Он тоже выступал против Чеченской войны.
Чем больше писательского народа выступит, тем лучше. Потому что просвещение аудитории, и в первую очередь, российской — вещь на сегодняшний день необходимая. Я видел оголтелый автопробег по Москве по случаю признания независимости «Лугандона», как я их называю. Может, конечно, пробег был организован властями. Но я не удивлюсь, если он шел от чистого сердца водителей.
Что делать? Набор методов был предложен обществом еще в диссидентские времена. Есть масса возможностей выступить против, но они все рискованные, это нужно иметь в виду. Это самостоятельное выступление через плакат, листовку, интервью, выход на улицу с единичным или групповым пикетом или массовое выступление. Даже простое распространение своего мнения на дружеской кухне — и это уже хорошо. Главное, как-то выразить свое мнение, даже если твоя аудитория ограничена группой кухонных собеседников. И я уже не говорю об интернете. Это та область свободы, которая не совсем зажата в хищные когти правительственной цензуры.
Я каждый день переживаю как целый год, так он набит событиями, и для меня все на сегодняшний день все сошлось в точке противостояния «Лугандона» и Украины. На какой территории Россия признала эти республики? По линии противостояния или по административному делению? Если кремлевское руководство имеет в виду огромную часть азовского побережья, это значительное продвижение России вглубь Украины и огромный плацдарм для расширения этого движения. Если Киев откажется переговариваться с сепаратистами, то «Лугандон» теперь сможет попросить помочь соседа раздвинуть его границы. Это потребует еще немало пороху для триумфальных салютов. И это означает огневое сопротивление украинской армии. Территории придется отвоевывать русским солдатам, а им будут противостоять украинские солдаты. Поэтому сейчас особенно опасно настроение Кремля, — обеспечивать ли им эту территорию с Мариуполем, Славянском и целым рядом украинских городов. Если да, то это начало кошмарной полномасштабной войны России с Украиной, уже официально. Запад не пошлет свои войска, даже в Польше нет национальной мотивированности, они умирать за Украину не пойдут. Война будет очень кровопролитной и дико растянутой. Украинский народ с этим никогда не согласится, и сопротивление будет длинным, тяжелым и кровавым.
Глядя на лицо нашего верховного главнокомандующего, когда он читал свою речь, я понял, что он полон свирепой решимости. Что именно ее питает, кроме личных амбиций, не очень понимаю. Есть ли в этом искренняя тревога по поводу нападения Запада на Россию, что, конечно, представляется абсолютным мифом? На сегодняшний день европейски ориентированные государства расстались с мыслью о реальной войне. В XXI веке все уже перешло в экономическое соперничество, биржу трясет или нет, — вот категории, а не территориальные приобретения. Воевать серьезно, да еще в середине Европы, воскрешать великие битвы Первой и Второй мировых — это, конечно, только нашему верховному главнокомандующему снится.
Очень подозреваю, что это ему нужно для личного тщеславия. Для удовлетворения честолюбия очень ему не хватает военной победы. А никак не получается военная победа ни в Сирии, ни в Украине. Ведь наверху другая мораль, там ледяные ветры и расчеты не очень похожи на человеческие. Там может быть и другая задача, например, переиграть Америку. А патриотизм — это струна, на которую очень чувствительно отзывается огромная масса русского народа. Это было понятно Сталину, и теперь очень понятно нашему Сталину номер два. Поэтому его патриотические крики — больше для народной телевизионной массы. Оболванивание телевизором 140-милионного народа абсолютно удалось Кремлю. Поэтому мы и имеем триумфальный пробег по Москве во славу «Лугандона».
А я ведь помню войну. Помню, как пел в госпитале песню «Орленок». У меня был прекрасный мальчишеский альт, прямо как у Робертино Лоретти. Помню колонну немецких пленных и мессершмиты над головой. Долой войну!
НАРИНЭ АБГАРЯН
У меня за плечами две войны. Я человек взрослый, у меня достаточно жизни за плечами, и все же, в предыдущую войну, которая случилась два года назад, у меня была легкая надежда, что, по крайней мере, новой войны не допустят. И то, что происходит на восточных берегах Украины, не может меня не беспокоить как человека, который два года назад пережил в своей стране поражение. Это 5000 погибших и чудовищная психологическая травма целой популяции.
Что можно сделать в этой ситуации? В первую очередь, тем, кто пишет в социальных сетях, попытаться сохранить уравновешенный тон. Потому что там, на линии соприкосновения, живут люди. Когда у них есть интернет, они заходят и читают соцсети. У них очень ограниченный доступ к информации. Когда они видят эту истерику, им становится в сто раз тяжелее. Я об этом всегда писала, и каждый раз предупреждаю, но, к сожалению, люди пишут слишком эмоционально. Если есть возможность помочь, помогай, если нет, постарайся быть сдержанным.
Я не уверена, что писательский голос, как и любой другой, может изменить этот миропорядок, потому что мы определенно что-то упустили. Мы умудрились предать идеалы, в которые верили, свободу, равенство и братство, мы ушли в попсовое существование, в параллельные миры, которые оторвали нас от реальности. Мне тяжело наблюдать сейчас происходящее в Украине. Это снова трагедия родного мне народа, который оказался в жерновах политики больших стран. У больших стран свои интересы, а маленьким странам приходится выживать. Это очень горько осознавать.
Раздражают истерики «людей жалко», «детей убивают». Там, на линии войны, живут сильные и достойные люди. В них меньше всего ненависти и больше всего жажды жизни. Для них каждое неуравновешенное слово — как выстрел. Пощадите их, подумайте о них. Подумайте о матерях, у которых сыновья в армии.
МАРИЯ СТЕПАНОВА
Я самым неписательским образом затрудняюсь подобрать слова, слов нету. То, что происходит со мной, моими друзьями и коллегами в последние дни — это растущее ощущение удушья и немоты, как если бы преступное и необъяснимое развязывание войны, которое происходит на наших глазах, отнимало у нас воздух. Как если бы оно отнимало у нас голос, право на голос.
Когда ты кричишь, и тебя никто не слышит, это довольно страшно. А для людей, которые по роду занятий имеют дело с языком, особенно страшно. И все равно пытаешься не молчать, кричать, если тебя не слышно — жестикулировать, пытаться что-то делать. Быть свидетелями, еще и еще раз напоминать о своем несогласии.
И еще одно: когда в заголовках и на обложках газет и журналов на Западе пишут «Россия двинула войска», «российская агрессия», важно помнить, что речь идет об автократическом государстве, последовательно блокирующем любую попытку несогласия со стороны собственных граждан. Нельзя ставить знак равенства между Россией и Путиным. То, что происходит сейчас — это личный выбор Путина и его правительства — но за него будет расплачиваться огромная страна и те, кто в ней живет.
Путин не равен России, и чем больше мир будет видеть другую Россию, людей, которые пытаются сопротивляться, противостоять тому, что сейчас происходит — тем лучше. Сейчас очень важно избегать упрощений, как бы это ни было трудно.
АЛИСА ГАНИЕВА
Война, развязанная Россией в Украине в угаре реконструкции имперства и диктатуры, длится восемь позорных лет. Все эти восемь лет Россия зациклена на внешнеполитической браваде, ослепнув к собственным разрастающимся язвам. Решение Путина о признании ОРДЛО было предсказуемо, но речь побила рекорд безумия.
Маргинальные мечты наших националистов, радикалов, городских сумасшедших и прочих адептов мирового русского господства вдруг бесстыже прозвучали из уст президента страны. А он, по сути, произнес вслух то, чего от него ждали самые консервативные и мракобесные слои — бывшие территории СССР не имеют права на независимость от России. Не только Украина, но и другие постсоветские страны существуют лишь благодаря большевикам, а потому должны вернуться в историческое лоно России, если надо — с помощью ракет и танков.
Такая античеловечная власть, такое слепое сообщничество народных масс в преступлениях власти, такое холуйство чиновников и восторг некоторых интеллигентов перед тем, что она творит — стыд и боль каждого думающего россиянина. А они в стране ещё остались, в том числе и среди литературной публики, хотя хватает и писателей, кричащих «Давно пора! И чего ждали 8 лет? Дойдем и до Киева».
Я надеюсь, что зло остановится. Нет войне.
ОЛЬГА МЕДВЕДКОВА
То, что происходит сегодня в России, описывается многими интеллектуалами и представителями культурной элиты — как позор. Они испытывают чувство стыда. Не стоит тешить себя иллюзиями. Таких наверняка немного, но они все же есть. Я знаю их имена. Все знают. Я боюсь (говорю это с великим сожалением), что страна моего рождения поддерживает не первую уже варварскую акцию своего выбранного президента, акт агрессии, направленной против свободного, независимого соседа, неизмеримо более слабого, находящегося в процессе строительства своей государственности, своей экономики и национальной культуры. Акт, повторю, варварский, сопровождающийся не просто потоками пропаганды, основанной на исторической и юридической лжи, игре на ксенофобии, манипуляции самыми низкими и дурными тропизмами, но еще и явно целенаправленным поведенческим и речевым хамством.
В последние несколько дней эта тенденция была крайне четко тематизирована: «съедят и это». И не просто съедят. Те, кому не нравится, захлебнутся своим стыдом. Это логика насильника.
Я пишу эти строки для тех, кому сегодня стыдно. Я с вами. Счастье, что вы есть. Только ведь жертве насилия не должно быть стыдно. Стыдно должно быть насильнику. А жертве, не готовой потворствовать негодяю, предстоит длинный процесс выживания, сложный процесс заживления, путем отделения себя от логики произвола. Это сегодня наша работа. Она может начаться уже сейчас, в разгар безумия. Уже сейчас тем, кому стыдно, могут начать работать на будущее. Думать, формулировать, вникать в детали, пользоваться опытом тех, кто чуть более полувека тому назад занимался денацификацией. Кто обдумывал травму, учил и лечил. Время, когда все это понадобится, придет. Я верю, что оно не за горами. Я надеюсь на чудо: на то, что люди, что каждый человек, от которого это сегодня зависит, осмотрится, одумается, ослушается и не пойдет убивать другого человека.
ЛЕВ РУБИНШТЕЙН
Я не уверен, что моя позиция исключительно писательская, хотя отсылка к Льву Толстому очень своевременная, и я эти его идеи знаю и разделяю. Война — дело абсолютно безнравственное, я уже писал об этом. Виноват всегда тот, кто войну начинает, но когда она начата, то виноваты становятся все. Нельзя воевать. Я не к тому, что надо капитулировать, но я к тому, что надо делать все, чтобы она не начиналась.
Какая тут роль писателя? Мне кажется, на сегодняшний день роль писателя в нашей общественной жизни невелика. Не знаю, радоваться этому или огорчаться, но это так. Я скорее склонен радоваться, не люблю всякого литературоцентризма. Но я не как писатель, а как человек своего поколения войну ненавижу. Я родился через два года после ее окончания, и хорошо помню, что она еще чувствовалась. В воздухе чувствовалась ее гарь, и эта жирная копоть на всем лежала. Мы войну очень чувствовали. Мама выходила из комнаты, когда по телевизору шло кино, и в нем звучала сирена. Она зажимала уши и выходила, это была серьезная травма. И, конечно, взрослые говорили о войне как об абсолютном кошмаре.
Все это пошлое победобесие 9 мая, все это «можем повторить», я не могу этого слышать. Эти люди представления не имеют о войне. Я в детстве был окружен огромным количеством инвалидов. Они были повсюду, в электричках, на улицах, в метро. Отец водил меня в баню, и я там насмотрелся на всю оставшуюся жизнь. Мне даже это снится. И я был окружен фронтовиками. Сейчас говорят «ветераны», это какое-то абстрактное понятие, их уже практически нет. Тогда говорили «фронтовики», это было 90% мужчин, они были молодые, и к ним не было специального отношения. Но я заметил, что те, кто реально был на фронтах, никогда об этом ничего не рассказывал. Я приставал к отцу, а он был на Ленинградском фронте с первого до последнего дня, — он мрачнел лицом и говорил «ничего интересного». И с этим ощущением я жил всегда. Поэтому любой разговор о войне как о чем-то возможном — немыслим. Я просто знаю, что ее не должно быть.
Подросло поколение, для которого это давняя история. Для них это не очень страшная вещь. При этом нынешняя наша чекистская власть вполне сознательно накачивает эту псевдопатриотическую волынку, развращает этими разговорами молодых людей. Я при приближении праздника заранее начинаю тосковать. В Европе и Америке 8 мая отмечают словами «never again», а у нас «можем повторить», это принципиальная разница. Разговор о войне в нормальном мире — как о чем-то, чего не должно быть. Хочется спросить: «что ты хочешь повторить? Парад 9 мая? А два года отступления ты не хочешь повторить? А ленинградскую блокаду ты не хочешь повторить? А миллионы пленных тоже хочешь повторить?»
АЛЕКСЕЙ МОТОРОВ
Война — это не красивое впечатывание шага в брусчатку площадей, под звон орденов и медалей. Война не барабанная дробь и мажорный марш медных труб.
Война это — кровь, гной, ампутации. Усеянные неприбранными трупами поля. Попрание любых законов и конвенций. Пытки и концентрационные лагеря.
Война — главная катастрофа поколений. Люди, в ней участвующие, никогда не вспоминают эти события как героические будни, а по большей части молчат. Хотеть войны может лишь подонок или безумец. Ни одна война никому не принесла счастья. Но время от времени что-то начинает происходить с лидерами стран, и им вдруг начинает казаться, что на этот раз все будет не так, как обычно. Что малыми силами враг будет повержен, что сам этот лидер войдет в историю как победоносец и собиратель земель, а благодарные потомки будут слагать о нем былины.
Но в действительности война быстро превращается в колоссальные потери на фронтах, массовое истребление гражданских лиц и в массовые же зверства. И весь этот патриотический угар моментально закончится, как только пойдут гробы и наступит пора затянуть пояса. И никакая, даже самая бессовестная пропаганда уже не поможет.
Для СССР война в Афганистане обернулась крахом. Война с маленькой полудикой страной. На население которой, чего уж греха таить, было всем наплевать. Но Украина — это не Афганистан. Это точно такие же люди, часто с такими же фамилиями, укладом жизни, культуры и даже языком.
По сути, война с Украиной — это война с собственным народом, радоваться которой может разве что такая полоумная [неценз.], как Проханов, но кому он интересен, ему давно уж в гроб пора.
И главное — грядущая война, это война с совсем непонятными целями. Это месть маленького плешивого человечка всему миру за собственное ничтожество.
И не дай Бог, эта война случится.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться