Комната приема пищи, или Берегитесь нас, люди!

Воскресная колонка филолога Гасана Гусейнова о «мертвом языке», оставшемся от СССР, миазмах его идеологических и бюрократических «словесных формул замедления мысли, формул обмана», которые «парализуют ум и волю» и «вот уже сто лет подменяют носителям русского языка простые человеческие слова».

Человек, привыкший дышать этими миазмами, тысячами идеологических двойчаток и тройчаток, уже не в состоянии воспринимать нормальную человеческую речь без боли. В чем тайный смысл этих привычных для десятков миллионов словесных формул замедления мысли, формул обмана? Он парализует и ум и волю. Вот тогда на арену и выбегает какая-нибудь боевая белка на коксе и всего за час выскабеивает из голов зрителей – своими воплями, ужимками и своей бранью – остатки живого и тихого человеческого сомнения. AP - Alexei Nikolsky

В двадцатых числах августа 2021 года Алексей Навальный передал из колонии на волю ответы на вопросы американской газеты «Нью-Йорк Таймс», а на сайте самого политика и журналиста вышла русская версия этого интервью.

В нем Навальный поделился ценным языковым наблюдением — находкой, которой до сих пор, к стыду моему, не было в моей картотеке так называемых тройчаток, а говоря по-научному, трехчастных синтагм, которые образуют основу некой картины мира, хотя и не являются предложениями, утверждениями. Все дело в том, что бюрократические тройчатки и еще более длинные цепочки вот уже сто лет подменяют носителям русского языка простые человеческие слова.

Например, правильный бюрократ не может употребить слово «подмести», он скажет «осуществить уборку территории».

Он не скажет «привезти еду», а только «обеспечить доставку продуктов питания».

Дать экономическую свободу хотя бы портным и парикмахерам? Нет, ЦК КПСС примет «Постановление о мерах по улучшению бытового обслуживания населения».

Или вот так: «О мерах по увеличению производства, расширению ассортимента и улучшению качества товаров культурно-бытового назначения и хозяйственного обихода» (если что, все примеры — настоящие). Погуглите яндексом: «Постановление ЦК КПСС о дальнейшем развитии, улучшении, увеличении, расширении чего угодно». Язык неволи консервировал старые идеологические и контр-житейские формы и перенес их в наше время нетронутыми. Что же нашел у себя на зоне летом 2021 года Алексей Навальный?

Нет, все-таки еще одно крошечное предисловие. Когда я работал в государственном университете, у нас было помещение, которое называлось «комната отдыха преподавателей». Она и сейчас есть. О ней я сразу вспомнил, когда Навальный сообщил, что в его тюрьме есть КОМНАТА ПРИЕМА ПИЩИ. Должен сказать, что и в нашем университете «комната отдыха преподавателей» во время обеда становилась и «комнатой приема пищи»: из микроволновки пахло то одним, то другим.

Официальную комнату приема пищи вольняшки на своем языке называют «буфетом», «столовой», в более либеральных учреждениях встречаются «кафетерии» или «бары». Но всякий понимает, что на самом-то деле, всё это комнаты приема пищи. Не кухни и не столовые.

Некоторые люди удивляются, отчего это не задалось с управлением ни у советов, ни вот у этих вот реконструкторов и методологов. Мертвая петля кривого высказывания скособочила людям мозги на поколения вперед.

«Осуществления уборки снега» или «обеспечения дальнейшего роста», а также «преодоления отдельных недостатков», «преодоления частнособственнических пережитков», «изживания мелкобуржуазных иллюзий», «изживания мелкобуржуазной психологии», окончательно затягивается на горле человека «обеспечением». И снова бессодержательная формула «обеспечение неуклонного роста (примерно всего)», «обеспечение опережающего развития (примерно всего)» — вплоть до «обеспечения государственной безопасности».

А где под угрозой сама государственная безопасность, требуется бдительность. В ответ на «преступное притупление политической бдительности» ЦК нашей партии принимает резолюцию о «дальнейшем повышении политической бдительности», о «всемерном усилении политической бдительности».

Раз услышав такой лозунг, советский человек понимал, что завтра на него донесут более бдительные, чем он сам. Тот, кто доносил первым, нередко упреждал своего родственника, соседа или сослуживца, просто поленившегося сбегать на угол — купить конверт и бумагу для доноса. Ты проявил бдительность и верность идеалам коммунизма (марксизма-ленинизма, родины или чего-нибудь еще), а он проявил преступную мягкотелость и разгильдяйство. Поэтому он сел в лагерь первым. И даже вместо тебя. Правда, и гарантии безопасности ты своим доносом не стяжал. Но это мелкая деталь биографии одной букашки, а наши формулы организуют жизнь всего общества.

Многие люди не понимали лозунг товарища Сталина, что, мол, по мере построения социалистического общества происходит «обострение классовой борьбы». Но понять это можно как раз-таки в логике наших длинных цепей. Чтобы не угодить в «трясину частнособственнической психологии», не забрести в «болото мелкобуржуазной психологии», где так легко подхватить «вирус частнособственнической психологии» и погибнуть под «натиском мелкобуржуазной стихии». Первые же «успехи социалистического строительства» влекут за собой «угрозу мещанского благополучия», угрозу «потери классового чутья», утрату веры в силу партийной организации. Центр тяжести классовой борьбы теперь не там, где Красная армия рубила басмачей в Средней Азии, белополяков в буржуазной Польше, а белофиннов в буржуазной Финляндии, а в маленьком московском или каком-нибудь еще уютном дворике. Именно здесь, где ты, кажется, уединился для своей частной жизни, за каждым твоим шагом следят бдительные соседи, может быть, даже толком не знающие грамоты и только по слогам читающие слова «об обострении классовой борьбы по мере достижения успехов в социалистическом строительстве». Они-то и распознают в тебе, частном человеке, врага, агента, вредителя.

Они знают и другие формулы Ленина-Сталина, правильно понимая их дух и при этом не вникая в конкретное содержание. «Большевики беспощадно разоблачали „парламентский кретинизм“ меньшевиков, считавших парламентаризм единственным и главным при всяких условиях средством политической борьбы» (Ленин, 1906). Про меньшевиков они вам ничего не скажут, но вот уже второй век летит стрела «беспощадного разоблачения парламентского кретинизма». Большевик, учит Ленин, «беспощадно разоблачая мелкобуржуазные иллюзии крестьянина насчёт „божьей земли“, должен уметь показать крестьянину путь вперёд». Это было сказано в 1906 году, а четверть века спустя товарищ Сталин уточнит, что путь крестьянства в России будет «путем ногами вперед».

А что останется в языке тех, кто останется? Формулы жизни — «уничтожение кулачества как класса» и «промедление смерти подобно». Эта вот последняя тройчатка особенно загадочна. В медленной жизни страны советов — куда было спешить? И снова опыт подсказывает, в чем же именно «промедление смерти подобно»: промедление беглеца и промедление доносчика.

Поток мысли замедляется и способность человека к разумному поведению ослабевает, когда он слышит «промедление смерти подобно». Человек отвечает на это либо антонимически — как в ответ на черное говорит — белое, или в ответ на большое говорит — маленькое: ах смерти подобно, ну так и залягу-ка я на дно, буду годить, пока вся эта волна торопливых пройдет надо мной. А другой, напротив, нервно вскакивает и начинает суетиться, делать ошибки и, наконец, попадается в сети, беспощадно разоблаченный бдительным сослуживцем, соседом, подругой.

Никогда не чувствовать себя в безопасности, избегать самоуспокоенности и самоуверенности, самостоятельности и самоуважения, не думать о самодостаточности и самолюбии. Ловить глазами и ушами предупреждения об угрозах. Укрепление внутрипартийной дисциплины. Тут еще можно жить. Укрепление кадровой политики. Тут надо напрячься и быть готовым ко всему. Но вот звучат ключевые слова: «Партийные организации проводят партийно-политическую и организационную работу и обеспечивают развитие деловой критики и самокритики». И тебе должно стать ясно, что наступило время доносов («самокритики») на заведующих отделами, на рядовых сотрудников, на собственных мужей и жен, на старых друзей. В «обстановке высокой требовательности», в «тесной связи с массами», «под руководством первичной партийной организации», «по согласованию с компетентными органами».

— Ну, действуй! Только давай без самодеятельности…

Это значит: «Дай мне чувство безопасности!»

Где же оно, это чувство? Если его нет у самого государства, которое предохраняется от жизни то министерством государственной безопасности, то комитетом государственной безопасности, то просто советом безопасности, то федеральной службой безопасности, как же тогда оно может быть у отдельного человека, это чувство безопасности?

А все советские люди вместе взятые, занятые обеспечением государственной безопасности СССР, прожившие с этой тройчаткой всю жизнь, что же они вкладывают сейчас в это понятие?

Ничего кроме страха. Слово «безопасность» в переводе с бюрократического на русский означает «страх перед главной угрозой». Когда по-русски говорят «безопасность», имеют в виду «уязвимость», «безвыходность» и «безысходность». Не верите? А вы попробуйте «обеспечить безопасность поставок». «Обеспечить безопасность рубежей». «Обеспечить безопасность частной собственности». «Обеспечить безопасность людей». «Гарантированно обеспечить внутреннюю безопасность»?

Зомби подмигивает русскому миру на мертвом языке, оставшемся от СССР.

Человек, привыкший дышать этими миазмами, тысячами идеологических двойчаток и тройчаток, уже не в состоянии воспринимать нормальную человеческую речь без боли. В чем тайный смысл этих привычных для десятков миллионов словесных формул замедления мысли, формул обмана? Он парализует и ум и волю. Вот тогда на арену и выбегает какая-нибудь боевая белка на коксе и всего за час выскабеивает из голов зрителей — своими воплями, ужимками и своей бранью — остатки живого и тихого человеческого сомнения.

Но даже и в час просмотра телепередач в комнате приема пищи может оказаться человек, который заметит эту беду и передаст ее потомкам — как записку в бутылке от пассажира: «Наш корабль — источник угрозы! Берегитесь нас, люди!»