«Все многообразие жестокости»: в России опубликован проект закона о домашнем насилии

В пятницу, 29, ноября, на сайте Совета Федерации опубликован базовый законопроект «О профилактике семейно-бытового насилия в РФ». Между тем, в России продолжаются споры вокруг этого законопроекта, призванного защитить жертв домашнего насилия, а его авторы заявляют об угрозах.

Совместное расследование «Новой газеты» и «Медиазоны» показало, что большинство женщин, отбывающих в России наказание за умышленное убийство, защищалось от своих партнеров. LOIC VENANCE / AFP

На этой неделе было опубликовано совместное расследование «Новой газеты» и «Медиазоны», согласно которому подавляющее большинство женщин, отбывающих в России наказание за умышленное убийство, на самом деле защищалось от своих партнеров. Соавтор расследования Лариса Жукова в интервью RFI отметила растущее внимание российского общества к тяжелой проблеме.

Лариса Жукова: Это исследование началось в рамках хакатона «Новой газеты» в конце апреля. Я работала над историей Кристины Шидуковой, это жительница Геленджика, которая обвинялась в убийстве своего супруга, после того, как он над ней очень долго издевался, избивал, и все родственники об этом знали. И вот, в один из дней он ее тоже пытался убить, выкинуть из окна, в квартире, где они жили вместе с маленьким ребенком. Она нанесла ему удар ножом. Толчок к исследованию этой темы дала адвокатесса Елена Соловьева, которая добилась беспрецедентного в России оправдательного приговора для жительницы Владивостока Галины Каторовой: ее обвиняли в убийстве супруга, который ее душил. И она рассказала, что к ней обращаются много женщин, которые так же в попытке самозащиты совершили то, что им вменяется как убийство, и их судят по 105-й, очень тяжелой, статье. То, что сейчас идет интерес к этой теме, это движение, началось после декриминализации домашних побоев. Интерес к этой теме усиливается, этих случаев и так было много, просто мы на них стали обращать внимание.

RFI: Почему, на ваш взгляд, удалось оправдать Галину Каторову?

Здесь сыграли два фактора. Конечно же, это квалификация адвоката Елены Соловьевой, которая до этого прошла Международную школу, которую возглавляет Мари Давтян, это соавторка законопроекта о семейном насилии. И она готовила школу для адвокатов по всей России именно по работе с жертвами домашнего насилия, рассказывала о том, как устроен этот абьюз и как вообще можно подходить к этим делам. Потому что у них есть своя специфика, и это то, чему не учат, к сожалению, на юридических факультетах. Елена Соловьева, которая прошла эту школу, подошла по-другому к этому делу, они привлекали дополнительно экспертов, которые рассказывали на суде, как устроена психика жертвы домашнего насилия, о том, что женщина просто не может взять и выйти из этих отношений, это невозможно. У таких созависимых отношений есть своя драматургия, когда есть стадия ссоры, примирения и так далее. Психика женщины просто ломается, поэтому ей необходима поддержка. Во-вторых, здесь сыграла роль поддержка общественниц, в основном, это были феминистки, которые запустили петицию в поддержку Галины Каторовой. И эта петиция собрала, насколько я помню, больше миллиона подписей. На суде это был один из аргументов Елены Соловьевой — о том, что мы оцениваем общественную опасность деяния. Вот, что считает общество. Так она аргументировала, когда показывала петицию. Поэтому ей смогли сначала переквалифицировать обвинение с умышленного убийства на нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших гибель, и дали три года колонии, а потом они и вовсе добились отмены приговора.

То есть, все-таки очень многое зависит именно от квалификации адвоката?

Да, конечно, они и сами говорят, что среди защитников бытует мнение, что жертвы домашнего насилия могут сами уйти, сами прекратить противоправные действия, направленные против них, и так далее. У нас, конечно, не хватает подготовки по этой теме. Вот Мари Давтян занимается этой подготовкой, и мы видим, что есть какие-то плоды. Ну, и плюс, я еще раз хочу подчеркнуть, что очень важен общественный резонанс.

Сколько дел вы исследовали в рамках вашего проекта?

Мы проанализировали больше 4000 дел, больше 2500 — по 105 статье, часть первая, убийство без отягчающих обстоятельств. И примерно 1700 дел по части 4 111-й статьи.

Что общего и чем отличаются эти истории?

Можно сказать, что обстоятельства совершения преступлений, противоправных действий над самими этими женщинами разные во всем многообразии жестокости по отношению к ним. Это может быть попытка изнасилования или само изнасилование, принуждение к проституции, вымогательство денег и побои после этого. Побои топором, лопатой, руками, подручными средствами, чем угодно. В этом многообразии жестокости это очень разные судьбы, но в целом сценарии, по которым развиваются эти истории, очень похожи. Как правило, предшествующие самой трагической развязке многолетние многократные случаи физического насилия по отношению к женщинам. В основном, со стороны мужей, партнеров, сожителей, реже это отцы и братья.

Почему в судах сложно доказать самооборону?

Тут есть несколько причин. Во-первых, это палочная система правоохранительных органов, когда их основная статистика складывается из раскрываемости по убийству. И очень часто, когда происходят такие пограничные случаи, которые мы описывали, им проще простого их квалифицировать как убийство и тем самым повысить раскрываемость. Потому что наши правоохранительные органы не всегда способны работать качественно и расследовать какие-то более сложные случаи настоящих преступлений.

Вторая история, почему это не трактуется как самооборона, потому что у нас по УПК считается, что если человек берется за оружие, в том числе холодное оружие, а на него не нападали с таким же оружием, это уже умысел на совершение убийства или причинение тяжких телесных повреждений. Поэтому у нас считается, что достаточная и правильная самооборона — это если ты отвечаешь противнику тем же, с чем он нападает на тебя. Понятно, что женщина очень часто не может отвечать с тем же уровнем физической силы, с которой на нее нападает мужчина, когда он на нее, например, наваливается, расстегивает ей джинсы и пытается ее изнасиловать.

Третья причина — это наше патриархальное, сексистское общество, которое нам вменяет в ответственность не выносить сор из избы, сохранять брак любой ценой. Если от тебя ушел муж, ты неправильная жена, если тебе изменил муж, ты неправильная жена, если ты не вышла замуж, ты неправильная жена, если ты сама ушла от мужа, ты неправильная жена и плохая мать, и тому подобное. И это сказывается и на вердиктах судей, и на обвинителях. Очень часто можно слышать от адвокатов, что и обвинители и судьи кричат на обвиняемую, что когда она плачет, то притворяется. То есть, ей отказывают в настоящих эмоциях, тем самым совершают психологическое насилие. Поэтому здесь очень много факторов, но это основные.

На ваш взгляд, как на эту ситуацию может повлиять закон о домашнем насилии, если его примут?

Если мы будем анализировать опыт западных стран, конечно, этот законопроект может очень существенно изменить ситуацию в России, потому что у нас катастрофическая ситуация с фемицидом, в частности, то есть, с убийством женщин ежедневным. Есть такой проект, который ведут активистки, они считают, сколько женщин убито в год. У нас в ноябре уже цифра перешла за 1000. То есть, у нас ежедневно погибают около 3 женщин, это только те случаи, которые попадают в СМИ. Я думаю, это существенно может снизить такую статистику, потому что в европейских странах одна женщина погибает в 3 дня. Это не панацея, и понятно, что нужно менять общество на всех уровнях, но сигналы государства, которые поступают обществу, они тоже прекрасно считываются. Если государство решит, что нам все-таки стоит обозначить проблему домашнего насилия, все-таки стоит уделять ей внимание, я думаю, многие люди смогут не допустить таких трагических случаев в своей жизни. Если мы приведем в пример гомофобный закон о запрете якобы гей-пропаганды среди несовершеннолетних, мы можем увидеть, как эскалация гомофобии и насилия в отношении ЛГБТ-людей усилилась, то есть, это сигналы, которые посылает государство. Поэтому я думаю, что это будет очень важный знак для российского общества от него.

По мнению Ларисы Жуковой, одной из причин, по которой в российских судах сложно доказать самооборону, заключается в недостаточной компетентности судей в виду отсутствия у них должного опыта: в основном, в России судьями становятся бывшие судебные секретари, не имеющие опыта работы ни в следственных и надзорных органах, ни в адвокатуре.

Адвокат Алексей Паршин, представляющий интересы одной из сестер Хачатурян, которых обвиняют в убийстве их отца после многолетних издевательств с его стороны, считает, что итоги расследования «Новой газеты» и «Медиазоны» отражают истинное положение дел.

Алексей Паршин: Я об этой статистике слышал еще до того, как было проведено расследование этими изданиями. Именно такая статистика образовывалась, когда мы сами проводили свое внутреннее расследование. Порядка 80 процентов женщин, которые находятся в колониях (за убийство или нанесение тяжких телесных повреждений — прим. RFI), брали в руки сковородку, нож, исходя из того, что годами подвергались насилию, измывательствам, издевательствам. И в какой то момент они не выдерживали и наносили удары, причиняя либо тяжкие телесные повреждения либо убивали своего мучителя. Если копаться в этих делах, все они будут своими корнями упираться в домашнее насилие.

Почему суды не принимают во внимание то, что они защищали себя?

К сожалению, у нас человек сначала виновен априори, ему самому зачастую приходится доказывать, что он невиновен и прикладывать к этому титанические усилия. Это сложившаяся правоприменительная практика. Следствие вменяет тяжкие или особо тяжкие составы, а суды, как правило, редко когда переквалифицируют. И суды в этом плане очень тяжело идут на какие-то изменения. Оправдательных приговоров очень мало. Необходимо менять правоприменительную практику. Второе: надо повышать качество следствия и качество приговоров. Судам необходимо прекратить себя чувствовать продолжением предварительного следствия. Вместо этого им нужно быть действительно независимыми. Если есть нарушения, то реагировать на эти нарушения. Тогда и качество следствия повысится. Тогда будут по-другому квалифицировать такие дела. Будут изучать, почему человек пошел на тот или иной поступок. В таких делах очень часто не изучается вся подоплека и истинные мотивы. Почему женщина взяла в руки скалку, сковородку, нож? Нет у судьи и следователя интереса разбираться в этом. За оправдательный приговор у судьи могут спросить, почему она вынесла оправдательный, не взяла ли она взятку? То же самое со следователем. Ему проще обвинить по более тяжкой статье и направить дело в суд, у него будет выслуга и премия. Если он будет дела прекращать — будет портиться статистика, ему будут задавать вопросы, почему он так поступает, может, он тоже взятку взял? Почему человека отпустил, дело прекратил или переквалифицировал? Поэтому проще, когда человек оказывается на скамье подсудимых и по тяжким статьям, такова сейчас машина правосудия. И с этой машиной, с менталитетом, правоприменительным подходом очень тяжело бороться. Я не говорю, что все следователи или судьи такие, это будет неправильно. Но, к сожалению, сейчас очень большое количество таких дел.

Между тем, члены движения «Сорок сороков» будущий закон о домашнем насилии называют «фашистским», «разрушающим семью», «антинародным», «разваливающим Россию». В минувшую субботу в Москве и Новосибирске православные активисты провели пикеты против принятия этого закона.