Забыли, как это было: Иван Твердовский стал первым режиссером, который решился сделать фильм о трагедии на Дубровке
На этой неделе в российский прокат выходит фильм Ивана Твердовского «Конференция». Его премьеры состоялись на фестивале в Венеции и сочинском «Кинотавре», где «Конференция» получила награду за лучший сценарий.
Опубликовано:
«Конференция» начинается с радикальной статичной сцены. В течение минут пяти–шести уборщица пылесосит пространство между рядами большого киноконцертного зала. Сюжетный и монтажный переход тоже неожиданны и статичны. В кабинете какого-то начальника сидят пожилая монахиня и ее мирская подруга.
Они уговаривают начальника позволить им снять на вечер подчиненный ему концертный зал на определенное число — 26 октября. Начальник долго мнется (актеров не называю — все они известны. Назову только исполнительницу главной роли монахини постоянную актрису и символ фильмов Ивана Твердовского феноменальную Наталью Павленкову). Зал уже вроде бы оплачен другими. Но ситуация морально непростая. И начальник соглашается на просьбу монахини.
Идет оформление аренды зала. Нужно что-то прописать в графе «цель мероприятия». Вариантов три: конференция, концерт, театральная постановка. А можно написать «поминальный вечер» или «вечер памяти», — спрашивает монахиня? Нельзя: бюрократические правила. Тогда монахиня вписывает в бюрократическую форму слово «конференция». Только тут — примерно на 10-й минуте фильма — оно появляется в качестве его заголовка. А что? Мне подобные ходы по душе.
Вскоре монахиня столкнется на улице с собственной, повзрослевшей со времени ее ухода в монастырь дочерью. И та с ненавистью ударит ее по щеке за организацию вечера памяти. «Но вы все-таки приходите с папой», — смиренно просит монахиня. «С каким? Парализованным, ходящим под себя?» — примерно так отвечает дочь (я скорректировал ее реальное высказывание). Монахиня не знает, что у мужа был инсульт.
Причины ненависти дочери к матери в первой части фильма не вполне понятны. Дочь, у которой уже есть маленький сын, ненавидит мать-монахиню не какой-либо, а лютой ненавистью. Поначалу думаешь, что дело в отце, которому дочь, в отличие от матери, вынуждена менять пеленки. Но кое-что сразу намекает на то, что всё сложнее. Дочь идет во Дворец культуры. Охранник требует билет. «Я из заложниц», — говорит дочь. Охраннику это по барабану. Дочь покупает билет за 500 р., причем просит определенное место: ряд 8, место 26. Идет на что-то типа спектакля, где в зале сидят от силы десять зрителей, но при затемнении натягивает на лицо капюшон олимпийки и впадает в истерику. Тут режиссер Иван Твердовский, что прежде ему, как изначальному вольному или невольному стороннику жестких канонов датской «Догмы», запрещавшей дешевое воздействие на зрителя, допускает трагическую симфоническую закадровую музыку.
Я мог бы и дальше притворяться, будто не понимаю, о чем речь. Но фильм был показан сначала на фестивале в Венеции, а затем на «Кинотавре». Я знаю, что речь о жутком, приведшем к множеству смертей захвате заложников в театральном центре на московской Дубровке во время спектакля «Норд-Ост», которым я сам восхищался за полгода до захвата. Но, не зная, о чем именно фильм, я искренне полагал, что он описывает хронику событий. Ничего подобного — и в этом сила фильма Ивана Твердовского, который по количеству маразматических отзывов на него со стороны современных так называемых ведущих критиков побил все рекорды.
Твердовский придумал ход, делающий отчет о событиях необычайно достоверным. Хотя никаких событий в фильме нет, название «Норд-Ост» вообще не упоминается, а слово Дубровка звучит, по-моему, лишь однажды, во время церковной памятной службы.
Но нам не до них. Нам пора на конференцию, которая станет основой двухчасового фильма. Народу собирается мало. В прежние годы, без всякой конференции, приходило еще меньше. Заложников на Дубровке захватили 23 октября 2002-го, а освободили — тех, кто выжил, — 26-го. Так вот 23-го уже несколько лет никто не приходил.
Монахиня, потерявшая тогда сына-подростка, становится ведущей церемонии. Каждый рассказывает о том, что помнит и что с ним лично было. Надо сказать, это производит шокирующее впечатление. Полное ощущение, будто в зале сидят реальные бывшие заложники — хотя это актеры, произносящие неотредактированные монологи заложников, а реальных лишь двое: это (о чем все пишут) выросшие артисты «Гоголь-центра» Роман Шмаков и Филипп Авдеев, игравшие в «Норд-Осте» детей.
С самой монахиней ситуация непростая. Состаренная для роли Наталья Павленкова играет женщину как минимум неадекватную. Она наполняет пустой зал надувными манекенами, которых участники вечера, к моему удивлению (тут, пожалуй, единственная натяжка в фильме), соглашаются надуть: белые манекены-шарики — погибшие. Черные — террористы. Синие — те, кто мог бы прийти на вечер, но не пришел. Это начинает напоминать дурную телепрограмму.
Она, когда охрана пытается выдворить гостей вечера из зала, поскольку время закончилось, баррикадирует двери, в том числе с помощью выломанных досок со сцены. Как откомментировали это почти все критики? Как под копирку они написали, что она фактически берет заложников, как взяли в свое время террористы, закрывая им выход в вольный мир. Но, ребята, тут всё на тоненького. Ведь никто из ее «заложников» не против. А один, который против, спокойно уходит. Она просто хочет продлить так называемую конференцию, поскольку сказано еще не все. И не сказано — ею самой.
Вот тут — самое интересное.
Думаешь, будто монахиня организовала это ради памяти. Один из смыслов фильма: мы в России все очень быстро забываем. В «Конференции» обозначены две причины этого забывания. Первый: люди вытесняют из памяти плохое, иначе не выжить. Многие жертвы «Норд-Оста» реально не желают о нем думать, потому что попросту умрут от кошмара, который сидит у них в головах. Вторая: мы забывчивая нация. В этом наша серьезная проблема: один из недостатков русского народа. Мы легко забываем как хорошее, так и плохое, и назавтра начинаем подавать руку людям, которым в Европе после их гадостей не подали бы никогда. Может, я не прав.
Но с нашей монахиней всё еще сложнее. Она ведь предательница. По крайней мере, сама считает себя таковой. И того же мнения придерживается ее дочь — именно поэтому дочь ее столь страстно ненавидит.
Монахиня собрала вечер памяти не ради памяти и не ради других — ради себя. Она ощущает свою особую вину, которую, даже уйдя в монастырь, не способна отмолить. Ей нужно признаться.
Тут я как кинокомментатор попадаю в патовую ситуацию, поскольку не знаю, как дальше говорить о фильме, чтобы не выдать его тайны. Попробую маневры.
Тем более, что все следующие трактовки следует считать именно моими, субъективными.
Дочь ненавидит мать-монахиню, поскольку та дважды предала семью: во время захвата заложников во время «Норд-Оста» (хотя мать там, по-моему, не виновата). И поскольку та ушла в монастырь, что, по мнению дочери, было легким и удобным выходом. О, жертва собой во имя прощения Богом! Лучше бы она занялась выжившей в Дубровке дочерью и отцом-овощем, которого дочь по-прежнему искренне любит.
Этот фильм — более реальная реконструкция событий, чем стала бы картина, притворяющаяся тогдашней хроникой.
Главный смысл фильма, насколько понимаю: в такой трагедии не бывает выживших. Все те, кто остался дышать, получают психологические травмы, которые как смерть.
Я помню, как мы впервые услышали о Дубровке. Тогда московские журналисты ездили на популярный фестиваль молодого кино в Киев. Именно там известие нас и застигло. Три дня мы не находили себе места, автоматически посещая показы фестиваля. В час, когда мы услышали об освобождении заложников, мы с моим коллегой, которого я считаю своим учителем, выпили по рюмке. Мы не знали тогда о погибших. У коллеги в тот же день случился приступ аппендицита, причем в последней стадии. Он ни о чем не подозревал. В Киеве его прооперировали — попросту спасли.
Для меня самое удивительное теперь, что фильм о Дубровке снял не взрослый соглядатай (пусть по телевизору) тех кошмарных событий (никто не решился), а талантливый (я в него поверил еще после «Класса коррекции» 2014 года) парень, которому в дни захвата «Норд-Оста» было 13, а теперь всего-то 31.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться