Чихать на ваши доводы: отчего после похода на суперхит «Довод» часть зрителей не может понять, что же ей показали

Юрий Гладильщиков о фильме Кристофера Нолана «Довод», который после выхода на киноэкраны 3 сентября остается лидером российского проката. 

Афиша фильма «Довод» © karofilm

Я помедлил с рецензией на «Довод» — в оригинале Tenet — работающего в Голливуде англичанина Кристофера Нолана. Этот фильм стал первым суперхитом проката после перерыва, вызванного пандемией. В ряде стран наконец-то разрешили открыть кинотеатры. Но хорошо бы, чтобы «Довод» не стал последним хитом.

Начав как создатель авторских триллеров «Помни» и «Бессонница», Нолан быстро стал одним из самых кассовых мэтров Голливуда, творцом крупных блокбастеров. Достаточно напомнить, что он создал последнюю на сегодня трилогию о Бэтмене с Кристианом Бэйлом в главной роли (скоро, впрочем, грядет новая — с Робертом Паттинсоном).

Но даже некоторые экстракассовые, причем высоко оцененные публикой фильмы Нолана — «Начало», «Интерстеллар» — показались многим запутанными и непонятными. «Довод» в этом смысле побил рекорды. Видел по ТВ интервью выходящих из российских залов. Все повторяют одно: это круто, но мы мало что поняли. Еще жестче комментарии в интернете. Там народ попроще и выражается четче: «Я ни фига не врубился».

Вот я и решил повременить, пока страсти улягутся. Кроме того, меня остановил от похода в кинотеатр в первый уикенд проката ажиотаж вокруг «Довода». Билеты нужно было заказывать заранее. Залы полны (а вроде говорили, что теперь их разрешено заполнять лишь наполовину). Не хочется содействовать ковиду.

Итак, что же это за зверь такой — «Довод»? Один из выводов я сделал сходу: я ведь был неплохим математиком, выигрывал городские Олимпиады (пусть и не в Москве). Надо было поступать не на журфак, а на физфак МГУ.

Сын Дензела Вашингтона Джон Дэвид играет спецназовца, который пытается противодействовать захвату заложников в Киевском оперном театре. Захват пугает наших зрителей (и меня тоже) куда сильнее, чем иностранцев, потому что учитывает ситуацию с «Норд-Остом». Но и в нем уже много загадочного, хотя до основных путаниц фильма мы пока не добрались. По ходу дела персонаж Джона Дэвида Вашингтона вынужден принять таблетку с цианидом и вроде бы погибает.

Но потом выясняется, что он выжил и призван выполнить некое задание по спасению мира. Вот тут экран и заполоняют натуральные недотыкомки. Потому что суть задания непонятна. Герой знает только кодовое слово: тот самый ДОВОД.

Нет ничего круче шпионских триллеров (шутка). Часто сюжет строится вокруг обладания чего-то не вполне понятного, но важного. Хичкок придумал для этого термин «макгаффин». Помните «Криминальное чтиво» Тарантино? Это не шпионский триллер. Но там нужно вернуть главному бандиту дипломат с чем-то. Лицо того, кто его открывает, подсвечивается золотом. Но что это — бог весть. Нечто. Дорогостоящее. Вот это и есть макгаффин.

Нолан в «Доводе» пошел еще дальше. У него три четверти фильма — макгаффин. Главный герой Джона Дэвида Вашингтона получает задание типа «принеси то, не знаю что, иди туда, не знаю куда».

 Он не понимает, что происходит и что должен делать. Кристофер Нолан заявил, что всегда увлекался шпионским жанром, но решил не браться за него, пока не поймет, что сумеет произнести в нем новое слово. В «Доводе», он уверен, ему это удалось — как удалось в «Начале» внести новое слово в сюжеты об ограблениях. Нолан: «Мы хотим убедить зрителей, что экшн-сцены могут быть непредсказуемыми. Мы действительно думаем, что наш фильм — это аттракцион, с которым они еще никогда не встречались». Что только не делают с человеком самомнение и мания величия. Боевые сцены, обнаруженные в «Доводе», лично я видел даже в самых дешевых боевиках.

Итак, главный герой отправляется спасать мир, но с каждым новым диалогом и он, и мы запутываемся всё больше. Сначала на пароме его инструктирует мужик с лицом зампреда ЦРУ или генерала ГРУ. Он говорит:

— Твоя цель заботиться о выживании. — Чьём? — Всеобщем. У тебя есть лишь кодовое слово «довод». Оно откроет многие нужные двери. Но и многие ненужные.

Потом он попадает в секретную лабораторию, где заведующая ею девушка — известная французская актриса и модель Клеманс Поэзи (Флёр Делакур в киноверсиях «Гарри Поттера») — ведет с ним примерно такой диалог:

Он: Чтобы выполнить задание, мне нужно знать природу угрозы. Она: Насколько понимаю, мы пытаемся предотвратить Третью мировую. — Ядерный Холокост? – Хуже. Видите эту пулю? Одна, как мы, движется вперед. Эта вторая инвертирована и движется назад, задом наперед. Мы думаем, этот тип инверсивной радиации запущен ядерным распадом. — Это мы сделали? — Мы пока этого не умеем. Мы думаем, кто-то выпускает их в будущем, а потом запускает к нам.

Тут-то звучит основополагающая фраза фильма, которую цитируют все: «Не пытайтесь это понять — просто чувствуйте».

Но этот диалог продолжается. Она: Мы находим все больше инверсированных предметов, составляющих часть наших современных механизмов. — И что это значит? — Они хотят начать войну.

Кто они? Дальше загадочных диалогов станет еще больше. Не упоминая ряд терминов, которые постоянно звучат в фильме типа «энтропия», «теория поглощения» и постоянно произносимая «инверсия», я просто скажу: все на самом деле ясно. Просто время способно двигаться как вперед, так и назад (Кристофер Нолан консультировался с физиками). Поэтому тот, кто овладел ситуацией, то бишь порталами-турникетами, и способен перемещаться как вперед, так и назад, действительно способен уничтожить мир. Ведь вернувшись далеко назад и умышленно использовав эффект бабочки Брэдбери (уничтожив прошлое хотя бы 1950—2020-х мы истребим всё настоящее), мы таким образом убьем всех нас, весь современный мир. На самом деле на эту тему снята тьма картин, но Нолан не был бы Ноланом, если бы не запутал зрителя научными объяснениями и совершенно непередаваемым сюжетом.

Дьявол, как известно, в подробностях. Нолан — тоже. Но эти подробности — в данном случае физико-математические обоснования того, что происходящее в его фильме вполне возможно, — его и губят. Запутанность — губит тоже. Вот еще один диалог: главного героя с его помощником:

Это Холодная война. — Ядерная? — Временная. — Путешествие во времени? — Нет. Технология, инвертирующая энтропию предметов. — Это как электроны и позитроны возвращаются назад во времени? — Примерно так. — А цель? — Сверхсекретная.

Ну да, разведка!

В какой-то момент, несмотря на запутанность сюжета, фильм начинаешь смотреть с искренним удовольствием. Но интерес как подскакивает до небес, так и начинает резко исчезать к финалу. Итоговая разборка — шаблонная голливудская боевая тоска. Но беда даже не в этом. Вся последняя треть фильма — это просто «Спокойной ночи, малыши!».

Пожалуй, «Довод» — первый фильм в истории, породивший новый киножанр. В отношении которого фраза «хрен знает что» не оценка рецензента, а четкая характеристика глубоко просчитанного режиссером и продюсерами жанра. При этом голливудская студия Warner была настолько уверена в кассовой убойности фильма, что решила содрать со всех кинотеатров мира дополнительные пять процентов от сборов. Получит ли?

Вдобавок в своих уже упомянутых дьявольских подробностях «Довод» весьма неряшлив.

Чего стоит название советского засекреченного военно-научного города Сталинский 12 (типа Арзамаса 16), откуда вышел после загадочной катастрофы с большими бабками и плутонием бывший физик, главный антигерой «Довода» русский олигарх, за бабки купивший британское правительство? Учитывая разоблачение Сталина в 1956-м и переименование всего, что с ним связано, ему в фильме должно быть как минимум 100 лет. А он ничего — огурец лет 50-ти.

Фамилия этого олигарха Сутор — отдельный прикол. Простая русская фамилия! Это имя мог бы носить персонаж «Стартрека» или, в лучшем случае, Станислава Лема.

Главному герою Джона Дэвида Вашингтона имя вообще не придумали. В итоге он просто Протагонист. Человек без имени, который стреляет, кого-то душит, не понимая, зачем. Он явно не знает, что ему играть. Оттого постоянно делает серьезное лицо. Людям с именами, если они известные актеры, играть в фильме есть что. Впрочем, Паттинсон играет вечно обаятельного Паттинсона, Юрий Колокольников (эти две роли — лучшие в фильме) типичного русского охранника-садиста-убийцу, пусть и не такого тупого, каких изображает русский мерзавец Голливуда Жижикин, а Майкл Кейн — классического для него уже лет тридцать английского аристократа (даром что сам он из кокни и долго избавлялся от акцента лондонских гопников).

Ну а Брана — Сутор — становится специалистом по ролям аморальных русских олигархов (см. боевик «Джек Райан: теория хаоса»). Видимо, у него, несмотря на прежние шекспировские роли, слишком подозрительно славянская рожа.