«Лолита» закрыта. Вступил в силу указ Минкульта о прекращении свободного доступа к книгам 18+

Обозреватель RFI Екатерина Барабаш — о распоряжении Министерства культуры России, потребовавшего, чтобы библиотеки убрали из свободного доступа книги, содержащие информацию, «запрещенную для распространения среди детей».

Книжный фестиваль «Красная площадь» в 2016 г. AP - Alexander Zemlianichenko

В детстве я была страшной хвастунишкой. И снобом — почище, чем теперь. Любила принести в школу книгу и на перемене томно листать ее, стоя у окна. «Это про что?» — спрашивал заинтригованный одноклассник. «О любви», — шептала я. «Дашь почитать?» — испуганно оглядываясь, спрашивал одноклассник. «Зачем тебе? — закатывала я глаза в приступе снобизма. — Это книга для восьмого класса». —  «Ого!» — уважительно крякал одноклассник и тихо отходил.

Но однажды другой, дотошный, одноклассник поинтересовался, кто определил возрастной ценз этой книги. Поскольку книга была не из школьной программы, я пробормотала что-то невразумительное и была посрамлена. Жаль, что тогда в моем арсенале аргументов не было такой мощной опоры, как нынешнее Министерство культуры РФ. Превратившаяся с некоторых пор в почти военизированную структуру, эта организация четко знает, в каком возрасте что читать. И облекает это даже не в рекомендации (хотя и рекомендации в этой части — дело предельно нелепое), а в целые указы.

В минувшую пятницу вступил в силу указ Минкульта, обязывающий библиотеки все книги с маркировкой 18+ держать в отдельном помещении, доступ к которому должен быть закрыт. Вообще-то при нынешнем состоянии библиотек и спроса на них надо бы не доступ ограничивать, а нанимать дорогих рекламщиков, чтобы заманивать в эти богоспасаемые места молодежь (да и взрослых тоже, чего уж там).

Так и представляю себе сельскую или районную библиотеку — огромное светлое здание с высокими окнами, библиотечной тишиной, обходительными библиотекарями и специальным залом, выделенным под книги 18+. Стоит очередь из подростков: «Дайте, пожалуйста, «Лолиту» Набокова». — «А ты сначала паспорт покажи». Подросток уходит в слезах жаловаться родителям.

Одна из наших очень культурных депутатш, чувствующая неразрывную связь с мировой культурой, потому что почти 50 лет назад сыграла Лизу Бричкину в фильме «А зори здесь тихие…», Елена Драпеко, одобрила инициативу Минкульта. Правда, с оговоркой: «Единственная тонкость, с которой необходимо разобраться, — критерии для маркировки «18+». Они должны быть ясными и четкими. Никакой вкусовщины, максимум здравого смысла», — так она прокомментировала указ. Умище, конечно. Да и искусство чует, прямо скажем, обостренно. «Четкие и ясные критерии» в оценке произведения искусства и «никакой вкусовщины» — это выдает большого знатока и ценителя искусства, знающего, что с культурой надо построже. Черное направо, белое — налево. Ать-два, равняйсь, смирно, на правильное-неправильное рассчитайсь. Какой-такой Достоевский? Вы знаете, почему в обществе столько агрессии? А я вам скажу: потому что раньше «Преступление и наказание» изучали в школе на уроках литературы. А знаете, о чем книга? Ну так я вам расскажу. Там молодой человек от безделья пошел и зарубил топором немолодую женщину и заодно — ее беременную сестру. Не в порядке самообороны зарубил, а просто потому, что ему надо было решить, тварь он дрожащая или право имеет. Ну и решил. И мало того что его оставили в живых в конце книги, так у него еще и любовь назревает. То есть преступление налицо, а наказание — тьфу. Каторга — и все. Вернется — опять в университет пойдет. И вот такое проходили в школе. Что ж вы теперь хотите?

Возрастная маркировка была принята в 2012 году и предполагает пять ступеней: 0+, 6+, 12+, 16+ и 18+. Ставить маркировку на книгу обязано само издательство. Правда, в прошлом году в думе предложили законопроект, предусматривающий отмену маркировок для книг, кроме 18+, но закон пока не принят.

Тут вместо комментария вполне достаточно высказывания Драпеко — отношение наших законодателей плюс чиновничества к культуре как в капле воды. В их представлении культурой можно управлять так же, как, скажем, строительной бригадой — «здесь у вас не закрашено», «тут надо подтянуть», «здесь на пять сантиметров повыше» — вот вам четкие критерии без всякой вкусовщины, о которых мечтает Драпеко и которые кажутся приемлемыми Минкульту.

По этим «четким» критериям, например, роман Виктора Пелевина «Принц Госплана» маркирован 18+ — то есть как рядовой эротический роман вроде «Пятидесяти оттенков серого». А все потому, что один из персонажей время от времени употребляет «неправильное» слово. При этом тот факт, что роман — абсолютно «подростковый», рассказывающий о метаниях тинейджера и его поисках счастья, — в расчет не берется. Можно, конечно, погрозить пальчиком Пелевину и иже с ним — мол, не используйте неправильных слов, но тогда это будет факт чистой цензуры. Впрочем, нам не привыкать.

Вопрос «А судьи кто?» в последнее время в России становится едва ли не актуальнее, чем «Кто виноват?» и «Что делать?» При сформированной в стране системе необоснованных запретов, не подкрепленной четкими (привет Драпеко!) аргументами, это вопрос всплывает все чаще. Почему Госдума решает, каким словам быть в кино-литературе-театре, а каким — не быть? Почему Минкульт берет на себя обязанность указывать, в каких помещениях хранить запрещенную детям литературу? При этом когда на книжный магазин «Ходасевич» напали «патриоты» SERBа — полиция составила протокол не на «патриотов», а на магазин — ей показалось, что один из вывешенных на стене календарей пропагандирует нетрадиционные отношения.

За последние 25 лет количество книжных магазинов в России уменьшилось примерно в 10 раз. На всю Россию — примерно 1000 книжных магазинов, и их количество уменьшается с невиданной быстротой. Опросы ВЦИОМ показали, что каждый год доля нечитающего населения увеличивается на 2 процента. Это очень много. В 2014 году 32% опрошенных признались, что ничего не читают, а через пять лет эта цифра выросла до 40%. Колоссальный прирост. Беда еще и в том, что те, кто «управляет» культурой, тоже ничего не читает и, значит, попросту не понимает, что использование несколько раз одного «некультурного» слова в романе не может и не должно быть поводом для запрета самого романа. А сама система вот таких кривых запретов способна лишь формировать в обществе болезненную атмосферу, в которой нет места самостоятельным поискам и размышлений, а есть лишь страх подпасть под очередной запрет.