«Само звучание — Россия и Путин — достаточно, чтоб принять решение»: Гагаузия, регион в Молдове, где СССР все еще важнее ЕС

Несмотря на запрет в Молдове георгиевской ленточки, ее все-таки можно было увидеть 9 мая в одной части этой маленькой республики. Гагаузия – автономный регион на юге Молдовы традиционно выступает против властей Кишинева по всем вопросам, касающимся отношений с Москвой. Даже российская агрессия в соседней Украине не смогла повлиять на приверженность гагаузов России. О причинах пророссийских настроений в Гагаузии, исторической и языковой обособленности региона от остальной Молдовы и отношении к войне в Украине Русская служба RFI поговорила с гагаузской журналисткой, культурным и общественным деятелем, бывшим депутатом Екатериной Жековой.

Празднование 9 мая в столице Гагаузии Комрате. Молдова, 2022 г. © RFI / SERGEY DMITRIEV

Екатерина Жекова: Я в полном смысле слова ребенок советского периода. Я родилась в гагаузском селе Чишмикиой и там окончила школу. Я театрал по образованию, в 1988-м я поступила в Кишиневский институт искусств, а закончила обучение в 1993 году. Это были надломные годы, когда Молдова обрела независимость и стала делать первые шаги в своем свободном развитии. Тогда же и образовывалась Гагаузская автономия. В общем, студенчество выпало на довольно такое неспокойное общественно-политическое время, и возможно поэтому мне с юности всегда было интересно, чем живет автономия и что происходит в стране. Поэтому, когда я закончила институт, приехала в Комрат и стала работать в Комратском государственном университете. Проработала преподавателем 10 лет, семь из которых, заведовала кафедрой культуры и искусств. В столице автономии мой интерес к общественно-политической жизни укреплялся еще больше.

27:34

Екатерина Жекова о феномене Гагаузской автономии в составе Молдовы

Сергей Дмитриев

Что касается гагаузского языка, это как раз то, что меня волнует, возможно больше всего. И не только потому, что я гагаузка по национальности. А волнует еще и потому, что приобретение мной специальности было связано напрямую с изучением гагаузского языка. Как я вам уже сказала, я ребенок советской школы, но [во времена моего детства] не было предмета гагаузский язык в школе, и мы на гагаузском языке говорили только дома с родителями. И на улице, и в школе на перерывах мы говорили на гагаузском. Мы в институте были первой группой гагаузско-болгарской, набранной для того, чтобы в гагаузских и болгарских селах открывать народные театры, для этого готовили специалистов. Очень большая значимая личность для гагаузов — [поэт, писатель, фольклорист] Дионис Николаевич Танасоглу (в этом году кстати Гагаузия празднует столетие со дня его рождения), тогда он работал ректором в университете, и благодаря ему открылись театральные специальности — актерские, режиссерские — здесь, в Комратском университете. Поэтому, получив уже диплом, я была приглашена на работу, и вот с 1993 года, почти 30 лет, я проживаю в Комрате.

RFI: А преподавание шло на гагаузском языке?

Тогда, когда я училась в институте, то есть представляете — для Молдавского института искусств, это был государственный институт, много групп было на молдавском языке — мы были единственной группой, у которой основные предметы были на русском, потому что очень многие основные театральные предметы нам некому было преподавать на гагаузском. Но так удачно тогда продумали, что у гагаузов и болгар спектакли и чтецкие работы по сценической речи — а это основное в процессе обучения, идет через постановки спектаклей, через работу по сценической речи — мы делали на гагаузском и болгарском языках. В группе были болгары и гагаузы с юга Молдовы. И вот тогда Дионис Николаевич Танасоглу преподавал нам гагаузский язык и учил нас правилам литературного произношения. Представляете, гагаузка проучилась в школе и знала свой родной язык на уровне языка бабушек и дедушек, родителей, мы даже думали, что у гагаузского языка нет грамматики. Хочу отметить при этом, что мы — тогдашние школьники — все говорили на родном языке. Очевидно, что из уст в уста язык сохраняется лучше. Так и произошло с гагаузским языком.

То есть это шло только от семьи, а в школе вообще не преподавали?

В школе не преподавали, когда я училась. В школе стали преподавать позже и знаете, какая беда сегодня? Парадокс! В начале 90-х годов в школе стали преподавать язык, образовалась Гагаузская автономия ради «сохранения самобытности, традиций, культуры и языка гагаузского народа» и за 30 лет жизни автономии (почти за 30 лет — в 1994 году она была провозглашена и принят закон об особом правовом статусе Гагаузии) говорящих на гагаузском становится все меньше и меньше. Все меньше детей говорят на гагаузском языке. Хотя 30 лет назад мы, дети сел и городов, все говорили на гагаузском языке, несмотря на то что он не изучался в школе. Нонсенс! Как такое могло произойти? Но есть ответы, почему это произошло. Эти ответы вызывают грусть, но они очевидны.

Как я вам выше уже сказала, власть автономии увлеклась больше тем, что это автономия политическая, и забыла основные положения закона «Об особом правовом статусе Гагаузии», где четко прописано, для чего создавалась Гагаузская автономия. Гагаузская автономия является, наверное, единственным примером такого без кровопролитного решения межнационального конфликта. Автономия была создана 1994 году, парламент республики принял закон об особом правовом статусе и в таком правовом статусе мы живем с 1994 года. Ключевым вопросом был язык и желание развиваться самостоятельно, сохранять свою гагаузость, культуру и традицию, поэтому одним из главных положений было, повторюсь, что Гагаузская автономия создается для сохранения языка, самобытности, развития и продвижения культуры гагаузов и традиции.

Я была депутатом в Народном собрании Гагаузии и мы с моей коллегой, Еленой Федоровной Карамит, были авторами закона «О расширении сферы применения гагаузского языка». Этот закон мы предложили только потому, что мы проанализировали насколько опасна ситуация с языком. Иметь автономию 30 лет и уже сегодня понимать, что к 50-летию Гагаузии можно будет сказать, что автономия изжила себя, потому что исчез язык? Ну это просто клеймо будет на гагаузах для наших потомков. Мы предложили закон и его разрабатывали полтора года три депутата, и все полтора года в ходе разработки мы получали крайне негативные реакции. И этот негатив исходил от исполнительной власти автономии и поддерживался образовательными структурами, подотчетными власти.

Нас убеждали в том, что никаких проблем с гагаузским языком нет. В то время, когда у нас был пример, что приходят дети учиться в первый класс в селе и из 30 детей гагаузов на гагаузском говорят только трое. Это нормально? Мы приводили этот пример и нам власти говорили: «все нормально, у нас все дети говорят на гагаузском языке». Почему так происходит и почему такое отношение к гагаузскому языку? Потому что власти смотрят на автономию и на получение должности в этой автономии, например, главы Гагаузии или депутатов, спикеров народного собрания Гагаузии, только как возможность стать большой политической фигурой и говорить там с какими-то политическими игроками в разных странах и получить какой-то политический бэкграунд. Вот и все, к сожалению.

Откуда в Гагаузии такие теплые чувства к России? С чем это связано?

Все очень оправдано, потому что, вы же понимаете, сколько лет мы жили при советской власти. Советский Союз прекратил свое существование, а люди еще продолжали жить в той реальности, в которой они жили. То есть вокруг жизнь менялась, а внутри ценности оставались теми же. С завершением советской власти в Республике Молдове, так же как и в Гагаузской автономии, не перестали смотреть российское телевидение. Советское телевидение это было одно, думали мы изначально, а российское — другое. Нет, это не так. И со всеми плюсами советской власти того периода (не все же было плохо, что-то было хорошее в том периоде), это промывание мозгов, как выясняется теперь уже, оно имело очень серьезные последствия. И очень тяжело вырывается из человека то, что вжито в людей того периода.

Меня удивляет, когда я слышу: «я хочу возвращения Советского Союза». Я вообще не понимаю, что это? Что люди имеют ввиду, когда это говорят? Когда это говорят люди возраста 60–70 лет, я еще могу понять, о чем они говорят. Я руководила семь лет общественным телевидением и радио Гагаузии и делала авторские телепередачи, и однажды я записывала передачу с довольно видным в Гагаузии человеком, известная творческая личность. Он сказал: «я тоскую по советскому периоду». Я спросила: «по чему конкретно вы тоскуете?» И он сказал: «вы знаете, когда был Советский Союз, люди в селах уезжали на работу и пели песни, возвращаясь с работы с поля (потому что в основном жители сел — это колхозники, они уезжали в поле работать на этих открытых грузовых машинах) тоже пели песни. Мне этого не хватает, я вот по этому тоскую». Меня это тогда так впечатлило, и я подумала, ну, а что же эта жизнь современная не дает людям возможности находить какие-то прелести и радоваться чему-то, если помнят, как тогда это было хорошо? Каждого по-своему держала любовь к тому периоду, когда это называлось Советский Союз.

Кроме того, мы, гагаузы, одновременно практически получили автономию и с определенной осторожностью относились к Молдове, помня, что когда мы хотели получить автономию, нам ее не очень-то хотели давать в Молдове. И выработалась какая-то осторожность к Молдове. А у молдаван выработалась осторожность к гагаузам — почему это они требовали автономию? Хоть конфликт и был решен мирным путем. Все равно вот это вот осторожное отношение юга к центру и центра к югу, оно по сегодняшний день есть. Я считаю это одной из самых главных проблем, которую так и не решили власти ни Молдовы, ни Гагаузии за все эти почти 30 лет.

Самое ужасное, что могло быть с Гагаузией, это вот эти последние восемь лет. Видите, Ирина Влах смогла стать башканом (башкан — глава исполнительной власти Гагаузской автономии — RFI) благодаря баннерам «Мы с Россией, мы — сила», благодаря фотографиям с Валентиной Матвиенко. Ну и что это дало Гагаузии? Мы знаем, что за шесть лет автономия получила более 12 миллионов евро из Европейских фондов, и на эти деньги сделано очень много работы в Гагаузии: отреставрированы школы, детские сады, большую поддержку получили местные инициативные группы по селам, городам, которые реализовывали разные проекты. И это реальная помощь, которую на себе ощутили жители, наверное, всех населенных пунктов Гагаузии. Но я не знаю, что мы получили от России за последние годы, но точно не средства на поддержку малого бизнеса, на поддержку развития местных органов власти и т.д. Да, была помощь от Российской Федерации в виде техники, музыкальных инструментов, карет скорой и пожарной помощи и т.д., но точно, что эта помощь не эквивалентна европейской помощи Гагаузии. При этом все же, как-то так получается, что Россия очень быстро находит здесь тех людей, которые ее поддерживают, и население очень любит Россию. Мнение людей формирует, конечно же, телевизор, а в Гагаузии смотрят больше российские каналы. Молдавские каналы не смотрят, потому что государственного языка многие не знают. По мне самое негативное влияние гагаузских политиков на избирателей, заключается в том, что почти все пытаются убедить людей, что за ними кто-то, какой-нибудь «большой брат». Почему-то политики не ориентированы на прогагаузость, чаще всего слышим: проросийский, прорумынский, проевропейский. Кстати протурецких политиков в Гагаузии нет, хотя помощь Турции с первых дней создания автономии была самой мощной.

А местное телевидение вещает на гагаузском или русском?

Местное телевидение работает на гагаузском. Это, кстати, единственное средство массовой информации, Гагаузское телевидение и радио, которое работает на гагаузском языке. Но это телевидение обслуживает интересы гагаузской власти. Вообще интересно, что люди символы готовы отстаивать так рьяно, но не готовы отстаивать свой язык. И неважно, какой символ: серп и молот, георгиевская ленточка, вот просто за символы готовы там, я не знаю… а за свой язык нет. У меня это вызывает большую грусть. Я, конечно, могу попытаться себе дать ответы, почему это происходит. Но это все равно грустно, потому что наши дедушки и бабушки не имели ни письменности гагаузской, ничего и они сохранили этот язык для нас. А мы в цивилизованном мире живем, в XXI веке, столько разных возможностей и не можем сохранить, оберегать и продвигать. И совершенно справедливо молдавские политики порой и говорят: «а вы, гагаузы, для чего просили свою автономию, если не развиваете свой язык? У вас нет гагаузских школ, политики ваши не говорят на гагаузском, не проводятся заседания народного собрания на гагаузском, не проводятся любые мероприятия на гагаузском».

Закон, который мы принимали «О расширении сферы применения гагаузского языка», в нем прописано четко, что все органы власти — и местные, и региональные, — проводя свои собрания, совещания, любые другие мероприятия, обязаны 80% говорить на гагаузском языке. И мы прописали в этом законе, что представители исполнительной власти обязана знать гагаузский язык. Они могут быть болгарами по национальности, украинцами, русскими, но претенденты на те или иные должности обязаны знать гагаузский язык.

Приняли закон?

Закон был принят в 2018 году и работает, но чиновники не хотят исполнять некоторые статьи. Потому что не знают язык и не хотят знать его. Гагаузский язык не так популярен в общем-то, получается, в Гагаузии. Мне стыдно, но я вынуждена это говорить: нет языка, значит нет автономии. С самого начала приобретения суверенитета и создания Гагаузской автономии Молдова не была заинтересована в том, чтобы выстроить уважительные отношения с гагаузами, и делать их частью молдавского общества. Гагаузы, в свою очередь, понимали, что молдаване, «скрипя зубами», дали эту автономию и будут ждать возможности, [чтобы ее отнять]. Молдова урезала полномочия Гагаузии за эти годы. И гагаузов это еще больше настораживало. Мне кажется, это очень глупо, когда мы — одна маленькая страна и без суверенитета и автономии всегда жили очень дружно — болгары, гагаузы, молдаване, украинцы и много разных других национальностей. Но именно тогда, когда получили суверенитет, когда получили гагаузскую автономию, каждый обособился и ушел в себя. Почему? Мы же территориально остались в одной стране, законы, которые действуют в Республике Молдова, они действуют и в Гагаузской автономии. Единственное, что Гагаузская автономия имеет право, согласно закону об особом правовом статусе, принимать специфические законы, которые позволяют развивать язык, культуру и сохранять самобытность гагаузского народа.

А при прошлом президенте, пророссийском, отношение гагаузов к центральной власти было другим?

При Игоре Додоне? Очень положительным. Настолько положительным, что никаких положительных действий от той власти Гагаузия не увидела. Президент Додон обещал избирателям автономии, что Гагаузия получит пять мандатов в парламенте Молдовы, обещал принять пакет законов, подготовленных межпарламентской Рабочей группой и многое другое обещал, но увы, ничего из этого не вышло. Наш избиратель, к сожалению, просто не анализируют расхождения между словами и делами политиков. Просто любят — вот удивительно, но это работает. Как это работает, я не знаю.

В Гагаузии в любой предвыборной кампании — выборы депутатов Народного собрания, выборы башкана, выборы в парламент Республики Молдова — первый аргумент, почему нельзя голосовать за тех или иных кандидатов, потому что они — с Румынией, они — с Европой. «За этого кандидата не голосуйте, он поведет вас в Румынию!» И это работает. Вранье большое, но это работает. Ровно столько, сколько живет Гагаузия, столько Румыния — это главный конек на выборах [против проевропейских кандидатов]. Однако мы пользуемся поддержкой правительства Румынии тогда, когда достраиваем румынский лицей у себя в городе Комрате, пользовались поддержкой Румынии, когда получили автобусы, чтобы возить детей из маленьких сел в школы других населенных пунктов.

Помощь Европейского союза Гагаузии в последние годы была на самом деле большой. И бескорыстность этой помощи ценится, в первую очередь, теми, кто эту помощь непосредственно на себе ощутил. Когда на европейские деньги утеплялись здания, создавались условия в детских садах и школах, те или иные посольства европейских стран поддерживали в Гагаузии разные проекты, но никто из них не преследовал цели что-то заполучить обратно, какую-то там поддержку того или иного кандидата. Никогда Европейский союз не участвовал в поддержке или продвижении тех или иных политиков в Гагаузии. Этого гагаузы не видели. Но гагаузы видели, как при поддержке РФ у нас становились башканами.

В чем интерес России в Гагаузии? Иметь такой рычаг давления на Кишинев?

Я не знаю, как ответить на ваш вопрос. Я не понимаю, в чем интерес России в Гагаузии. Мне кажется, что Гагаузы просто любят Россию, что это привычное, что мы один народ, мы все родом из Советского Союза. И вот этот основной аргумент используется часто у гагаузов, когда говорят, что нам лучше с Россией, чем с Европой, не вникая, что нам даст, если мы с Европой, или что нам даст, если мы выберем пусть с Россией. Ну какие у нас возможности с Россией? Иметь дружеские и экономические отношения — это одно. Я не вижу оснований утверждать, что мы один народ. Когда президентом стал Додон (Игорь Додон был президентом Молдовы с 2016 по 2020 год — RFI), был обещано вступление в Таможенный союз, и где он, этот Таможенный союз? Знали прекрасно, что этого не может быть. Поэтому и не произошло. А избиратель на это купился.

А инициатива нынешней власти по вступлению в ЕС как была воспринята в Гагаузии? Насколько это усилило сепаратистские настроения?

Да, в Гагаузии есть люди, и думаю, что их больше, которые против вступления Молдовы в ЕС. И этому есть тоже объяснимые причины. Но я не вижу таких сепаратистов, которые говорят, что мы отделимся, если Молдова пойдет в ЕС. Нет таких мыслей. Во всяком случае, мы этого не слышим от общественных деятелей и политиков, которые выступают против ЕС. Тут тоже очень низкая просвещенность всех, и политиков в том числе. Если мы спросим, почему против [ЕС] и почему за [Россию], я вас уверяю, что точных и аргументированных ответов не будет. Лет 10 назад в Гагаузии была [создана] и есть такая общественная организация Pro-Europa. Эти ребята тогда начали делать первые мероприятия, связанные с Евросоюзом, продвигать европейские ценности, рассказывать о том, что это значит. Этих ребят ну просто очень не любили в Гагаузии. Считали, что люди, которые пропагандируют европейские ценности, обязательно пропагандируют геев, я не знаю, что там еще.

Само звучание — Россия и Путин — этого достаточно, чтоб принять решение, куда я хочу. Ничего с человеком не поделаешь, в большинстве своем гагаузы хотят жить с Россией. Одному из моих друзей я задала вопрос: «Вот ты поощряешь то, что там [в Украине] происходит, ты говоришь, что это просто денацификация. Скажи пожалуйста, а если вдруг Россия и Путин решат, что надо и Молдову освободить и денацифицировать?». «Ну, наверное, нормально, — отвечает он. — Просто у нас не так, как в Украине. В Украине уже был перебор, Путин очень долго терпел и уже надо было это делать….» Понимаете? Это искалеченное сознание у людей, искалеченное телевизором. А что предложила наша власть в Молдове и в Гагаузии другое своим гражданам, чтобы они стали более просвещенными?

Мы вдвоем с [депутатом] Еленой Федоровной Карамит стали авторами инициативы об утверждении дня памяти жертв голода 1946–47 годов. Мы предложили 19 октября сделать днем памяти — это был первый день, когда в Кишинев поступила информация, что очень много гагаузов умирает в гагаузских селах и нужно что-то делать, привозить еду. И мы предложили в каждом населенном пункте сделать какие-то обелиски, памятные плиты и обязательно чествовать этот день в школах, в музеях и т.д. Чтобы об этой трагедии гагаузского народа рассказывали, и чтобы в памяти наших потомков это было.

Я была уверена, что все депутаты проголосуют за то, чтоб такой день памяти жертв голода утвердить. Потому что в каждом населенном пункте в тот период умерло до 30% населения. Только в моем родном селе около тысячи человек умерло во время голода 1946 -1947 годов. И вдруг на заседании Народного собрания нас, авторов этой идеи, начинают упрекать в том, что мы «катим бочку на Россию». Я говорю: «мы же не предлагаем обвинить кого-то или признать виновными Россию или Советский Союз, или какую-то персону в этом. Мы просто предлагаем чтить память тех гагаузов, которые безвинно умерли в 1946-47-м из-за голода». Мы полтора года не могли эту инициативу протащить, потому что наши коллеги-депутаты считали, что мы специально идем на конфликт с Россией. Это же какое влияние пропаганды, что даже мысли не позволяют себе допускать в голову, что в этой трагедии может быть как-то виновна власть и Советский Союз? Нет, мы сами себя голодом морили, репрессии ни при чем, Сталин ни при чем… И с этой ментальностью, когда зло воспринимается как «зло ради пользы» нелегко строить другую жизнь общества. «Ну, умрут там 20 тысяч украинцев, ну ничего, ради пользы», — так, наверное, люди думают? Я не знаю. Ради какой пользы? Очень печально это всё.

Как, кстати, в Гагаузии относятся к начавшейся войне? Ведь с одной стороны, любовь к России, с другой — Украина совсем рядом и у людей столько связей личных должно быть.

Мне кажется, человек просто должен быть открыт к тому, чтобы выступать против войны и защищать своих близких. А если уж так получилось, что 30 тысяч гагаузов живут в Одесской области, чего ж мы молчим? Наш [земляк], бывший вице-председатель Одесской думы Юрий Димчогло (родом из села Томай Чадыр-Лунгский район Гагаузской автономии) недавно давал интервью для турецкого канала, для еще каких-то каналов о войне в Украине, и он осуждал Россию за эти действия. А в комментариях [под интервью] его осуждали гагаузы, за то, что он осуждает Россию. Как они выражали свое недовольство в комментариях, негативное отношение к человеку, который высказывал свою точку зрения как одессит, как гагауз, который давно живет и [участвует] в общественно политической жизни Украины на протяжении 15 лет. Больно. Я могу себе представить, как им больно, гагаузам Украины, которые, находясь в пекле этих событий, беспокоятся за своих близких, за землю, за родину, еще и вынуждены получать вот такие упреки со стороны своих земляков. И вот это я называю как раз непонятной для меня жестокостью. Идеализировать или правильнее боготворить какого-то политика, не замечая преступности его действий — не знаю, как это происходит. Люди, которые это делают, куда они отводят христианское понимания человеколюбия, я не понимаю.

Опять же, должно быть много беженцев?

Гагаузия приняла немало беженцев, люди [размещают их] у себя в домах. Наверное, меньше всего [среди беженцев] украинских гагаузов. Потому что украинские гагаузы, если они родом отсюда, они хотя бы домой к себе приезжают. Но есть много гагаузов из гагаузских сел в Одесской области, которые никуда не выезжали, которые защищают свою страну где-то там в отрядах теробороны и прочее. Эти люди не выезжали, потому что, знаете, гагаузы, это люди, которые чаще всего живут на земле в своих частных домах и в селах, тяжело расстаются со своим домом. Понятно, что война выдавливает всех из своего дома, с территорий, где люди проживают. Но такого, чтоб гагаузы Украины переезжали сюда, я не слышала. Многие нашли себе убежище в домах своих родственников в автономии.

Еще хотел вас спросить про турецкое влияние в Гагаузии, как оно здесь проявляется?

В каком смысле влияние? Никогда видные турецкие политики не участвовали в выборах и не поддерживали тех или иных кандидатов. Турецкая республика всегда помогала гагаузам, и обеспечением качественной питьевой водой, и строительством детских садов. Сейчас строится — вы въезжали в Комрат и, может быть, с правой стороны видели — индустриальный колледж. Гагаузский детский сад был построен, правда, там гагаузский язык не популяризируется, но это уже вопрос к властям автономии. Дом престарелых открыт, даже два дома престарелых, на деньги республики и правительства Турции. В Библиотеке имени Ататюрка [на центральной улице Ленина в Комрате] проводится очень много выставок гагаузских художников, поэтов, писателей. Правда, для меня очень удивительно, что Турция все-же ни разу не поддержала какую-то инициативу по развитию гагаузского языка. А может, у гагаузов не было такого желания и не обращались с просьбой к Турции, может быть, не просили башканы. Башканы просили на строительство тех или иных объектов, вот Турция и помогала. Но когда приезжал сюда Эрдоган в 2017 году, он говорил и призывал гагаузов оберегать, сохранять гагаузский язык, и сказал об этом так с таким искренним сопереживанием, как не говорил ни один башкан за все годы жизни автономии. Но политического влияния на Гагаузию я не вижу. Не висел еще на улицах городов и сел автономии баннер президента Эрдогана в поддержку какого-то башкана.