На бессилие людей язык отвечает поэзией

И не какой-нибудь, а — автоматической. Окончательно самобытной. Филолог Гасан Гусейнов о традиции стеба и хохмачества в СМИ, сопротивлении языка и появлении «загадочной автоматической поэзии» в современном российском «политическом театре абсурда».

Карта России REUTERS/Anton Vaganov

В далекие советские годы в недрах худшей части советской молодежи зародился такой пошлый анекдот. Объявили в какой-то далекой западной стране конкурс на лучшую подпись под порнографической открыткой. Победу, одержала, конечно, редакция газеты «Правда». Сейчас-то этот идеологический идиотизм почти позабыт, а тогда, в начале 1970-х, что ни заголовок — чистая порнуха. Даже повторять сейчас не хочется. Вульгарщина сплошная —от сообщения о введении нового члена в Политбюро до маленькой заметки о клубе любителей кактусов на фабрике «Имени Икс лет Октября» под названием «Колючее чудо в часы досуга» — все шло в дело международной порнографии.

08:54

Слова с Гасаном Гусейновым - На бессилие людей язык отвечает поэзией

Гасан Гусейнов

Потом, кто помнит, наступила новая эпоха, сначала робкой гласности, а потом уже и разгула свободы печати. Вот только переход от этой свободы в конце 1990-х годов к нашей нынешней эпохе оказался омрачен старой советской любовью к хохмачеству. Русская печать отличалась от взрослой все теми же порнографическими излишествами. К юбилею газеты «Коммерсантъ» была выпущена целая папка заголовочных хохм, которые сопровождали важнейшие политические события России и мира игрой слов вместо анализа. Новостная заметка предлагала читателю ухмыльнуться прежде, чем задуматься. Статья об убийстве Шамиля Басаева называлась «Террорист помер один». А ведь этот остроумный вроде бы заголовок, обыгравший известный фразеологизм «номер один», сам по себе был фейком: не «помер», а был растерзан, а главное — не один. За гибелью этого противника российского государства последовали тысячи и тысячи других смертей. Заголовок оказался придурковатой прелюдией к тому, что не расхлебано до сих пор.

Или вот заметка о новой должности бывшего канцлера Германии в России «Герхард Шредер трубоустроился». Тоже все верно, и даже вдвойне изящно — бывший социал-демократ обрел теплое рабочее место, и термин обыгрывается правильный, советский — «трудоустроился», и труба газпромовская пришлась, как то лыко — в строку. Получился заголовок-карикатура. Как и заметка о Юрии Лужкове — «самый пчеловечный человек».

Бывший советский, а ныне российский читатель учился в духе стеба и хохмачества — не смотреть на происходящее слишком всерьез. Поржем всласть — все равно от нас ничего не зависит. Это нараставшее глумление над скучным языком политической корректности словно повторяло на новом витке висельный юмор ранних советских лет, эту вынужденную игру с языком, когда имя комедиографа Аристофана обыгрывалась, с легкой руки убитого потом в тюрьме переводчика его, Адриана Пиотровского: «Вот и Иван Иваныч стал древнегреческим драматургом». Ха-ха, гы-гы, арестован-аристофан. Или приписываемое Карлу Радеку суждение о Сталине: «Трудно с Сосо говорить: ты ему цитату, он тебе ссылку, ты ему вывод, он тебе — заключение».

Времена меняются, но язык, похоже, начал сопротивляться сознательным усилиям хохмачей сделать посмешнее. Делает это он, конечно, не сам, а силами своих новых бессознательных поэтов, но, что важно, без всякого с их стороны стремления похохмить, поглумиться, пошутить. Видимо, события последних лет скрутили сознание носителей русского языка в бараний рог. Политический театр абсурда достиг такого градуса, что даже самое простое и бесхитростное описание некоторых событий превращается в загадочную автоматическую поэзию.

Например, десятки изданий буквально через день после Дня космонавтики перепечатали совершенно удивительную новость: «Стало известно прошлое прозвище Порошенко». Зачем знать «прошлое прозвище Порошенко»? Вернее, кому и зачем стало известно «прошлое прозвище Порошенко»? Само это покушающееся на роль новой скороговорки словосочетание «Прошлое Прозвище Порошенко» — читается как строчка из стихотворения умалишенного. Особенно, когда узнаешь это прозвище. Оказывается, — и да прислушаемся к внутреннему барабанному бою! — «прошлое прозвище Порошенко — туфель!»

«Туфель» — прошлое прозвище Порошенко! А не что-то иное, что вы, наверное, ожидали увидеть и услышать.

Новостные агрегаторы словно рычат на своих читателей: «Вот и ходите теперь с этой синтагмой „прошлое прозвище Порошенко“! Вот и повторяйте про себя, безумцы».

Еще одно стихотворение в прозе попало на ленту новостей сегодня.
«В Приморском крае закончено расследование убийства одного из местных жителей. Заказчик согласился погасить долг исполнителя за коммунальные услуги. По данным СК РФ по Приморскому краю, убийство организовал 27-летний мужчина, желавший избавиться от мужа своей любовницы. Исполнитель в качестве вознаграждения запросил оплату своих долгов за ЖКХ, сумма которых на момент преступления составляла 19 тысяч рублей. Избив и задушив ремнем жертву, они забрали из портмоне три тысячи рублей, после чего „перевезли тело убитого на его же автомобиле в безлюдное место, где и сожгли автомобиль вместе с телом“.
Преступление удалось раскрыть по горячим следам, поскольку на следующий день после убийства на останки случайно набрел собиратель кедровых орехов».

Черт побери, тут вспоминаешь, что дело происходит в таежном краю. Дерсу Узала, тигры, лимонник, кедровые орешки.

Пусть шекспировские страсти у нас разыгрываются по минималистскому сценарию. Гидра ЖКХ ставит человека в невыносимые условия. 19 тысяч долгу, да еще и 3 тысячи в портмоне убитого.

Или, может, это пародия на дантовский ад? Или на «Преступление и наказание»?

Короткая вещица большой силы.

Ключевые слова, мне кажется, «портмоне», «ЖКХ» и «собиратель кедровых орехов». Портмоне — этот адский символ чуждого нашему человеку денежного обращения. ЖКХ — это адский дракон, перед которым не трепещет только герой, готовый пойти на убийство. Наконец, «собиратель кедровых орехов» — это рука самой судьбы.

Собиратель кедровых орехов,
Одинокий, как в поле гармонь…

Собираете ли вы кедровые орехи? Нет? А грецкие? На худой конец — лещину, кое-где называемую фундуком? Неужели нет?

Как бы то ни было, безымянному новостнику сама Муза продиктовала это произведение, а тот поддался, может быть, довольно ужасному общему настрою ожидания терминального насилия, вот и отлил это ожидание в поэтическую строку.

Строка-заголовок «Россиянин стал киллером из-за задолженности за ЖКХ» сильнее иной многострочной лирики нашего жестокого века. Российский читатель соскучился по старым добрым аллитерациям и ассонансам, и он вознагражден:

«Из-за
долженности
за жэкаха!»

Или вот прямо сегодня вывалилось в так называемое информационное пространство России сообщение об избиении депутата Милонова. Для кого-то ужасное — плохо ведь, когда бьют человека, даже депутата, пусть и не меньше нашего ответственного за абсурд текущей политической жизни. А для любителя поэзии — даже и отрадное происшествие, пусть и случилось оно только в воображении потерпевшего. «Администратор стоянки, Иван Безменников, говорит, что не бил депутата. Милонов ломился в дверь администраторской, а она автоматическая, с доводчиком, и его прищемило».

Тонкая штучка, этот Безменников:
Не любят питерские московских изменников!

Должен признаться, давно люблю слово «доводчик». Потому что русским в данном конкретном случае страшно повезло, например, по сравнению с немцами. Ведь по-немецки доводчик — Selbsteinzugsvorrichtung. Попробуйте выговорить!

Вот и наши поэты-новостники, может, и завидуют языку Шиллера и Гете, но создают шедевры, легко конкурирующие с поэзией прошлых веков:
«В Петербурге вас избили или только прищемили?»

Вы ступаете по хрустящему валежнику настоящей русской поэзии.

Украинцев с сотнями килограммов сала
поймали на границе с Беларусью.
На них набрел собиратель целебного кала
беловежских зубров для торговли с Русью.

За что россиянам это счастье, спросите вы?
Может быть, за бессилие? На бессилие людей их язык отвечает поэзией.