Два года – три мешка новых слов

Парусник не догонит ветра. А вот лексикограф вполне может перегнать свой язык. Читатели Владимира Ивановича Даля заметили это еще в советское время, в разгар строительства коммунизма.

Гасан Гусейнов RFI

Цензоры, следившие за изготовлением так называемого факсимильного издания Даля в начале 1950-х, пропустили в словаре микроскопическую статейку «коммунизм», которая спряталась под статьей «коммуникация» и была к тому же написана через одну «м». Впрочем, поисковиков тогда не было, читали глазами, да и в формуле Даля, возможно, просто не заметили подвоха. А написано было так: «Комунизм – учение о равенстве состояний, общности владений и о правах каждого на чужое имущество».

Если первые две позиции раскрывают философское (равенство состояний) и экономическое (общность владений), то последняя говорит о практическом применении идеологии. Практически эпоха строительства коммунизма оказалась временем живейшего лишения граждан прав собственности – не только в хозяйственном смысле слова, но и в гораздо более общем. В отношении одних групп населения это могло быть лишением их собственности на язык и культуру. Других, и прежде ничем не владевших, беднейших сторонников режима, сравнительно легко было приучить к мысли, что сама собственность представляет собой абсолютное зло. А раз так, то и твоя собственная личность – выражение или проявление зла в чистом виде. Иначе невозможно было бы вырастить такую грандиозную армию охранников, не пушечного мяса даже, потому что умереть в войне за родину – это и личное геройство, а мяса вохровского, мучающего заключенных, или подследственных, или просто подозреваемых, а попросту говоря – любых людей.

Взлелеянная идеологией новая порода человека обладает, как показали дальнейшие события, только одним человеческим свойством – она умеет бояться. Официально, конечно, охранники бесстрашны. И наверняка среди них попадаются смелые люди. Но в принципе, добровольно, по собственной воле, охранником может стать только человек трусоватый, ведь идешь с оружием против безоружных. Каким бы грозным ты ни казался, стоя со своим ружьем на посту, ты опасен для окружающих, потому что с перепугу можешь начать стрелять. Надо сказать, на трусость охранников обычно рассчитывают и дерзкие грабители. Это не значит, что я одобряю противоправные действия лихих людей, но есть тут противная диалектика. Так и всякий разведчик, агент, шпион – по натуре предатель, обманывающий сначала свое ближайшее окружение, а потом – и всех остальных, к кому в доверие он вотрется, завербует, подкупит и тому подобное. Вот и шпионы боятся. Так сильно, что не останавливаются ни перед чем, лишь бы не быть раскрытыми. И вот начинается это домино: одна косточка падает и валит другую, другая – третью.

И тут нужно признать пренеприятное. До некоторой степени агентом общества во враждебном окружении оказывается и лексикограф. Он ловит проговорки. Высказывания, из которых, по прошествии некоторого времени, можно извлечь знание, о том, что случится в скором будущем. Правда, и делится он этим знанием с обществом – с самыми обыкновенными людьми, не имеющими цель лишения других их собственности или унижения личности.

Если только само общество не захотело такого самоунижения, не согласилось на такое с собой обращение, не задрало лапки в страхе, ибо и оно воспитано вохрой. Начальниками. Первым отделом. Агентами на пенсии.

Марина Вишневецкая через несколько недель выпустит в «Трех квадратах» очередной «Словарь перемен». В нем – дневник появления новых и оживления старых слов, вошедших в русский обиход в 2015-2016 годах. Всего не перечислить. Отрадно, но грустно, что главным словом 2015 Вишневецкая признает и то, что так называемая вся страна услышала и тут же пропустила мимо ушей в далеком 2015, когда главный агент и охранник страны так высказался об убийстве у стен Кремля Бориса Немцова.

«По поводу преступления в отношении Бориса Ефимовича Немцова. Я с ним был знаком лично. И у нас не всегда с ним были дурные отношения. Я вообще с ним никогда отношения не портил. Он избрал такой путь политической борьбы, личных атак. Я к этому привык. Не он один. Но это совсем не факт, что человека надо убивать. Я никогда этого не приму. Считаю, что это преступление должно быть расследовано и наказано. И участники должны быть изобличены и наказаны. Кто бы это ни был».

«"Совсем не факт, что человека надо убивать" — это был не ответ журналисту, а замечание — кому-то невдалеке, за сценой», — заметил в своем блоге главный редактор «Русского журнала» Глеб Павловский.

За три года этого главного высказывания 2015 года этот «кто-то невдалеке за сценой» явно не расслышал. Услышал, конечно, но не расслышал. Вот почему и дальше пошли «не факты».

В поисках главного слова следующего, 2016 года, на первое место рвется высказывание патриарха РПЦ Кирилла «глобальная ересь человекопоклонничества». Иноземные компутерные программы подчеркивают это новое слово волнистой красной чертой. Не нравится бездуховным изобретателям современной техники глубоко духовный взгляд на человека из-под насупленных бровей дедушки Мороза.

На пятки «глобальной ереси человекопоклонничества» наступает все же эпоха «постправды». Эта эпоха, с ее фейковыми новостями, с невозможностью поверить не только в сказанное, но и в то, что происходит с тобой самим до самого последнего момента, к 2018 году расцветет вполне. Хотя уже и сидя в бесконечно далеком 2016, вполне можно было раскусить тех, кто идет – в костюме рыболова, в парадном облачении иерофанта, в генеральском мундире с фуяжечкой, в дутике с душками «Нина Риччи».

Даль определил «коммунизм» как «право каждого на чужую собственность», а в списке объектов собственности середины десятых годов двадцать первого века по-прежнему на первом месте – сам субъект. Которого все еще можно, например, лишить личности и отправить убивать. Не факт, дяденька, что это нужно было делать. Можно нарядить такую личность в генеральский мундир и разрешить ей публично высказываться. Не факт, дяденька, что это нужно было делать.

Есть, пожалуй, только одно слово, которое, возникнув как очередная благоглупость, на глазах лексикографа превратилось в полезную вещь. Слово это – «нооскоп», или желанный прибор, который позволит изучать коллективное сознание человечества. Возникло оно несколько раньше, даже прежде, чем о нем в 2012 написал Антон Вайно, в 2016 назначенный на должность руководителя Администрации президента РФ. И, несмотря ни на что, нооскоп существует. Ведь это и есть «Словарь перемен» Марины Вишневецкой.

Книга, собираемая год за годом Мариной Вишневецкой, действует по принципу колодца. Забираться туда, в глубину, нелегко. Потом оттуда можно, как в подзорную трубу, даже смотреть на звезды, утешая себя тем, что до нас их свет все равно доходит из еще более далекого прошлого, чем год или два назад. Жаль только, что изменить ничего в этом прошлом уже нельзя.