Эффект Бубликова: что хотел сказать Первый канал «Садовым кольцом»

Критик Екатерина Барабаш размышляет о популярном сейчас в России телесериале «Садовое кольцо» и о том, почему он выходит в прайм-тайм на главном канале страны.

Российский сериал «Садовое кольцо» screenshot Youtube

12:36

Эффект Бубликова - что хотел сказать Первый канал «Садовым кольцом»

Екатерина Барабаш

Помните, в «Служебном романе» героя спрашивают о здоровье, и он отвечает: «По сравнению с Бубликовым — неплохо». Рядом — портрет Бубликова с траурной полоской. Отличная художественная иллюстрация русской поговорки «Все познается в сравнении». Я называю это «эффектом Бубликова». Сериал, что идет сейчас в России по Первому каналу, «Садовое кольцо» совсем молодого режиссера Алексея Смирнова, — тот же эффект Бубликова. По сравнению с отечественными сериалами, заполнившими до краев наш безбрежный эфир, где ураганят полицейские, бандиты и полногубые красотки всех мастей, — безусловный шаг вперед.

На этом фоне о «Садовом кольце» можно говорить — есть предмет спора, а присутствие объекта спора на просторах российского ТВ, вызывающего одно желание — выбросить телевизор из окна на голову хоть кому-то из его создателей, созидателей и ведущих, — большая редкость.

Давайте только сразу договоримся: не будем делать вид, будто бы Первый канал поставил в эфир своего прайм-тайма этот сериал только потому, что сериал необычайно хорош. Первый канал — это не кинотеатр «Пионер»и не киноклуб, тут другие задачи. Просветительство, тренировка умов, расширение кругозора — все это не имеет никакого отношения к телевидению, по крайней мере — российского розлива. Любой наш федеральный канал — это громадное, непомерно разросшееся пиар-агентство, призванное манипулировать общественным сознанием. Ровно для этого российское телевидение и существует. Поэтому давайте отбросим наивные восторги — ах, какой молодец Эрнст — взял да пустил в прайм-тайм наконец-то хороший сериал, честь ему и хвала (и Эрнсту, и сериалу).

Но обо всем по порядку. Есть красивая семья Смолиных — мама Вера, психотерапевт (Мария Миронова), папа Андрей, бизнесмен (Анатолий Белый) и их 18-летний сын Илья, студент (Виктор Грудев). В доме хозяйничает домработница Лариса (Юлия Ауг), давая понять зрителю, что она — то ружье, которое должно выстрелить. У Веры есть сестра Аня, офисная красавица (Евгения Брик) и мама (Ирина Розанова), приехавшая из Нью-Йорка с молодым любовником Потапом (Илья Мирошников). У Смолиных есть близкие друзья Кауфманы — психиатр Борис (Максим Виторган), домохозяйка Катя (Мария Голубкина) и их 17-летняя дочь Саша (Ксения Щербакова).

В один прекрасный день Илья Смолин пропадает. Просто уходит в институт и не возвращается. Следователь Когтев (Федор Лавров) начинает поиски, по ходу дела извлекая на свет божий скелет за скелетом из шкафа. Скоро скелетов оказывается так много, что из них можно сложить небольшой террикон — Аня с 14 лет спит с мужем сестры, Саша под маской девочки-одуванчика таит оскал наркоманки и просто отвязной стервы, сын Илья, как выясняется, ненавидит родителей, Андрей — банкрот и вынужден отдать за долги бывшему партнеру-кредитору, а на деле — зубастой акуле капитализма Артему (Петар Зекавица) все свое недвижимое имущество.

Следователь Когтев — единственный, кто устроился неплохо — не сходя с рабочего места, он беспрерывно получает все новые и новые сведения, полезные для следствия, прямо от участников истории, которые все время ходят к нему исповедаться. Когтев коварно протоколирует исповеди, после чего нарушает их тайну на радость следствию и на горе героям, не ожидавшим от мента такого подвоха. Над всем этим реет призрак роковой шизофренички Лиды (Александра Ребенок), в свое время отстрелившей себе ухо и умудрившейся влюбить в себя чуть ли не все молодое поколение фильма. Как в старых добрых мексиканских «мылах», роковая психическая оказывается дочерью горничной (вот и выстрелило ружье).

Сценарий к сериалу написала Анна Козлова, писательница, лауреат Нацбеста, автор сценариев еще к нескольким телесериалам. Продюсером выступил Валерий Тодоровский, а режиссером стал молодой Алексей Смирнов, которому на момент начала производства было всего 23 года. В разных небольших ролях задействована изрядная часть семьи Смирновых — глава семейства Андрей Смирнов, отец режиссера, Авдотья Смирнова, сестра, Елена Прудникова, мама, в титрах также значится другая сестра, Аглая Смирнова. Как говорится, «в любом месте веселее вместе».

Действие происходит в добротных интерьерах, домашних и офисных, с непременной белой мебелью, красивой посудой, авангардной живописью на стенах и дорогими бутылками в изящных шкафах. Даже когда из этих шкафов начинают сыпаться скелеты, это никак не нарушает гармонию интерьеров, а безутешная мать исчезнувшего мальчика продолжает ежедневно сервировать стол с белоснежными салфетками и серебряными приборами. Гвозди б делать из этих людей. Проведя бессонную ночь после исчезновения сына, героиня является к следователю не только без следов недосыпа на лице, но и экипированная дорогими украшениями, и с прической — как на премьеру в Большой театр в 70-е годы прошлого столетия, когда абы как в театр идти было неприлично. Вообще исчезновение парня умудряется не стать осью, на который должен бы нанизываться сюжет, — ему суждено быть тут лишь побочной линией, которая то и дело ускользает не то что от зрителя, но и от главной героини, его матери. Ну действительно — столько всего свалилось на ее бедную голову — и муж с сестрой, оказывается, спит последние двадцать лет, и домработница хамит, требуя зарплату и называя хозяйку на «ты», и мамашка в зеленых шортах и тигровой кофте чуть ли не на глазах у всех занимается с Потапом сексом, а тут еще муж поставил засос на шею — как теперь к следователю идти? Ну вот да, еще и сын пропал. Невезуха.

Надо отдать должное Марии Мироновой — она стоически справляется со всей безумной полуреальностью, отважно пытаясь выстроить на ровном месте подобие характера. Но характер в таких трещинах от вывертов и несуразностей, что актерского мастерства, чтобы соединить все это в одно, не хватит — нужно что-то еще. Поэтому героине приходится много то кричать, то неразборчиво шептать — так несуразности видны меньше. Примерно та же участь и у остальных актеров — им явно не сказали, что делать, да и актерского материала не хватает, играть особо нечего, поэтому они тоже беспрестанно кричат и дергаются, а когда надоедает — переходят на шепот. Надо отдать им должное — очень стараются, по-настоящему. А что нет материала — не их вина. У каждого из актеров есть сцены, где они на действительно на высоте. Например, Анатолий Белый шикарно разыгрывает сцену в морге, куда его вызывают на опознание то ли сына, то ли нет. Слава богу, не сын. Здесь, в этой сцене, есть что сыграть — и Белый играет превосходно. Почти во всех своих эпизодах на полную актерскую катушку отрывается Ирина Розанова, играющая мать Веры и Ани. Но роли как таковой нет, точнее, она есть, но состоит из такого нагромождения штампов, начиная с зеленых шортов и тигровой кофты, кончая монологами о мытье полов в молодости, чтобы поднять дочек, — что Розанова словно покидает пространство своей героини, выплескивается из нее, создавая свой рисунок, не имеющий, в общем, отношения к персонажу. Тут вообще тот редкий случай, когда кастинг оказывается главным достоинством сериала — практически все актеры интереснее своих героев, и они так стараются сделать их ярче, что моментами перенапрягаются и ударяются в опереточные страсти.

Если говорить о героях, то два персонажа и два исполнителя заслуживают особого внимания — следователь Когтев, которого играет Федор Лавров, и домработница Лариса, которую играет Юлия Ауг. Ауг — актриса с широчайшим диапазоном, от нежной кошечки до валькирии. В «Садовом кольце» она — едва ли не единственная, кто сохраняет лицо с начала и до конца. Ее Лариса — самый загадочный и таинственный персонаж сериала, а актерская пластичность Юлии Ауг выглядит даже слишком утонченно для телевизионной мелодрамы. Для Юлии, которую все больше используют для роли императриц и вороватых чиновниц, эта роль — шаг вперед и в сторону от почти сложившегося стереотипа.

Такой же неколебимой добротностью веет и от игры Федора Лаврова, чей следователь Когтев — одновременно мент, наставник несчастных дамочек и их же дрессировщик, смесь Порфирия Петровича с Анискиным. В руках у него все время какой-то сломанный механизм, который он беспрестанно чинит, не отрываясь от допросов. Возможно, мелкая моторика помогает ему сохранить нервы, и жаль, что ему недосуг обучить этому все остальное население фильма.

В том, что нам наконец показали вроде без прикрас средний и выше среднего класс, живущий в пределах московского Садового кольца, всех этих обитателей дизайнерских хат и престижных поселков, наследников братанов в малиновых пиджаках из 90-х, — почему-то многие склонны расценивать чуть ли не как героизм и новаторство со стороны руководства Первого канала. Мол, ага, наконец-то замахнулись на святое, на что раньше не то что руку —мизинчик поднять было нельзя. И тут мы плавно возвращаемся к тому, с чего начали, — с прайм-тайма.

Если на Первом канале что-то появляется — значит, это кому-нибудь нужно, и мы обычно знаем кому. Главная мысль, которую нам упорно проводят на протяжении сериала, — «какие же они все уроды!» Вот они, средняя прослойка сильных мира сего — посмотрите на них пристально, загляните под их довольные маски — и вы увидите свиные рыла вместо лиц. И явная прореха драматургии — история исчезнувшего мальчика, о котором регулярно забывают все, кроме следователя Когтева, — даже родная мать, — работает на главную мысль. «У них ничего святого!» Можно было бы с натяжкой понять эту установку, заряди авторы свое произведение хоть толикой социальной критики. Тогда вся мерзости, вся эта концентрация лжи и подлостей, в которые нас затягивают каждый вечер, были бы хоть как-то оправданны.

Тема исчезнувшего мальчика за последние годы вставала в кино не раз. (Ладно уж, сделаем приятное авторам — причислим «Садовое кольцо» к кинематографу, тем более что в последнее время грань между теле- и кинопродукцией то и дело бывает изрядно размыта). Был «Юрьев день» Кирилла Серебренникова, совсем недавно — «Нелюбовь» Андрея Звягинцева. Хочешь не хочешь, а аналогии напрашиваются. Но если «Юрьев день»и «Нелюбовь» — суровые и правдивые диагнозы обществу, то авторы «Садового кольца», вероятно, что-то вроде такой задачи себе ставили, но, не имея в основе хорошей драматургии и четкого замысла, закономерно остановились на констатации факта. История никуда не выводит, выводов не напрашивается, кроме отвращения. Но отвращение — это не вывод, это ощущение, чувство.

Но подозреваю, что Первому каналу этого вполне достаточно, и более того — другого ему не надо. Авторы фильма удивительным образом не сочувствуют своим героям и не любят их. От этого — тот смертельный холод, каким сопровождается каждая серия. Авторы подсознательно испытывают к героям то же презрение, что и два самых пристойных персонажа фильма — домработница Лариса и следователь Когтев.

В фильме есть одна фраза, которая многое разъясняет: «Мой муж был диссидент — ему нравилось не работать, валять на диване, пить и трахать соседку в то время, как я мыла полы, чтобы заработать», — откровенничает героиня Розановой. А и правда — всякие там диссиденты да «протестанты» — что они умеют, кроме как вещать со своего дивана?

«Садовое кольцо» идет каждый день после очередного матча чемпионата мира по футболу и перед очередной серией «Оттепели» Валерия Тодоровского. Умная и циничная драматургия эфира. Электорат отсмотрел чемпионат с его здоровыми спортивными страстями. Потом чуть задержался и увидел, как богатые тоже плачут, подличают, коллективно обнажаются душевно, пьют, предают, не любят детей. «Нам бы ваши заботы, гады», — плюется среднестатистический избиратель, а про себя еще и думает: «Вот такие, наверное, о Навальном да о Майдане и мечтают». Тем более что у одного из двух пристойных персонажей, следователя Когтева, над столом висит портрет Путина. А он, следователь, между прочим, не дурак. Если электорат еще немного задержится перед телевизором, он увидит изящный эстетский сериал «Оттепель» и подумает о том, что вот эти неврастеники нарожали тех, кто в предыдущем сериале вызвал такое отвращение.

Ладно, это, конечно, условно-макабрическое допущение. Но другого смысла в мороке под названием «Садовое кольцо» что-то не придумывается.