Перейти к основному контенту

Владимир Войнович: «Власть меня пока не трогает и не замечает»

Российский писатель Владимир Войнович готовится отметить своe 85-летие. У него запланирован творческий вечер в московском Центральном доме литераторов, а на днях он побывал в Санкт-Петербурге, где принял участие в «Дне Д», мероприятиях, посвященных памяти Сергея Довлатова. В перерыве между круглыми столами и общением с публикой Владимир Войнович ответил на вопросы корреспондента RFI.

Владимир Войнович (фото с сайта писателя)
Владимир Войнович (фото с сайта писателя) http://vladimir-voynovich.ru
Реклама

RFI: Имена персонажей вашей антиутопии «Москва 2042» — Сим Симыч Карнавалов, гениалиссимус или отец Звездоний — стали нарицательными. Когда вы писали роман, было ли у вас предчувствие, что вы окажетесь настолько правы в своей писательской фантазии?

Владимир Войнович: Нет, не было. Когда вышла книга, то первое, на что обратили внимание читатели, это образ Сим Симыча Карнавалова. Я получил столько проклятий, даже представить себе не можете!

Дело в том, что эта книга вначале печаталась в газете «Новое русское слово», каждый день — одна глава. Когда началось (печатанье), как-то читатели оживились, стали расхватывать эту газету, и сначала одобрительный такой гул (пошел)…

Потом вдруг началось, как будто я Солженицына убил, как будто я — Дантес. Проклинали меня ужасно. Я говорил: «Да это не Солженицын, это Сим Симыч Карнавалов». «Нет, — говорят, — это Солженицын».

Там дважды Солженицын упомянут под своей фамилией.

Так, между прочим, сам Солженицын написал, что «Войнович все вызнал, как я жил в Вермонте, все вызнал — от копыт до перышек».

Конечно, Солженицын был объектом или субъектом этой пародии. Но дело в том, что я говорил, и я так думаю и сейчас, что я бы вообще не стал его пародировать, если бы я не думал о том, что он типическая фигура русской истории, как протопоп Аввакум, или, допустим, Бакунин. Такие ниспровергатели основ. И мне показалось, что этот образ этим и интересен.

Дальше — я веселился, когда я придумал этого отца Звездония, мне это нравилось, я очень радовался этому образу. И гениалиссимус, и так далее…
Но я же не рассчитывал, что какие-то мои предположения сбудутся.

Про мои предсказания тогда вообще никто ничего не говорил, только одна поклонница Солженицына сказала: «Ваши предсказания — это полная чушь, и ничего подобного никогда не будет!»

Провидцем оказались не только вы, но и Иосиф Бродский, написавший в своем «Представлении»: Входит некто православный, говорит: «Теперь я главный. У меня в груди жар-птица и тоска по государю… Дайте мне перекреститься, а не то в лицо ударю».

Да, это он сильно угадал.

И вот пожалуйста: движения «Сорок сороков» и «Царский крест» угрожают Алексею Учителю за «клевету» на государя, Исаакиевский собор, всегда бывший в ведении государства, собираются подарить РПЦ. Получается, что все негативные прогнозы относительно России рано или поздно сбудутся?

Наверное, Россия выбрала себе такой путь: она все время «наступает на грабли». Она все время то свернет с пути, потом опять (возвращается). Наверно, уже привыкла по острому ходить.

Но, правду сказать, я смотрю с некоторым оптимизмом, и я думаю, что этот период скоро кончится. Все-таки Россия в 1991 году сделала шаг к демократии и свободе. Так вот первый шаг оказался не совсем удачным, многое вернулось, но я уверен, что Россия неизбежно сделает в скором времени шаг следующий. Возможно, он будет более успешным, а возможно, будет сопровождаться разными катаклизмами вплоть до развала страны. Это тоже может быть.

В последнее время, когда речь заходит о произведениях Войновича, вспоминают прежде всего «Москву 2042». Я же хочу вспомнить более поздний ваш роман. «Монументальная пропаганда» была издана в 2000 году. Что позволило вам увидеть, что сталинизм жив в умах и душах ваших соотечественников? Ведь в конце 80-х и в 90-е шла довольно мощная десталинизация, кстати, поддержанная сверху?

Да. Дело в том, что я задумал этот роман еще в 1970 году. Начинал писать, а потом смотрю: да вроде это все прошло, нет, этого уже не будет.
Примерно так же, как я думал о «Москве-2042», что то время ушло, и я бросал. Написал страничку или две — да нет, думаю, история идет не туда. И то, что я напишу, окажется чем-то запоздалым.

А потом смотрю: да нет, туда же возвращается это все. И так вот до 1999 года я все время колебался, а потом уже я понял, что, оказывается, Сталин чем дальше, тем становится все более актуальным, и поэтому — самое время (печатать роман). Я даже считаю, что «Монументальная пропаганда» и сейчас актуальна. Она не стареет не благодаря автору, а благодаря товарищу Путину и другим.

Вы пишите мрачные предсказания — «Москва-2042», или констатацию существующего положения — «Монументальную пропаганду». Может быть, вам написать что-нибудь светлое, утопию? Вдруг, и это сбудется?

Да, я такие предложения получаю все время. Я думаю, тут надо предъявить какие-нибудь материальные требования. Пусть мне много заплатят (смеется).

Да много кто скинется, лишь бы сбылось.

Я это все пишу практически бесплатно, то есть по-пушкински: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Когда рукопись есть, я пытаюсь ее продать. Не всегда, кстати, получается, и в свое время не получалось.

Как и в 60—70-е годы, вы подписываете письма деятелей российской культуры с протестами против ущемления прав человека и преследований неугодных властям людей. В советские времена вы поплатились за это жестким прессингом со стороны КГБ, исключением из Союза писателей, запретом на профессию и вынужденным изгнанием. Чувствуете ли вы сейчас какое-то давление, или власть предпочитает вас не замечать?

Власть меня пока не трогает и не замечает. Я думаю, что кто-то замечает, и какие-то у меня предположения есть. Я помню, когда я приехал в 90-х годах, то ко мне люди власти обращались за тем или другим, или на какие-то официальные приемы меня приглашали, а сейчас этого нет.

Так что я чувствую, что власть меня не очень любит. Но, наверно, учитывая мой возраст, они думают: «Ладно, и так уйдет, куда надо. Чего с ним возиться?».

Я серьезно говорю, потому что когда мне было сорок два с половиной года, и меня отравили в КГБ, то мне там всячески угрожали, и кагэбэшник главный из двух, которые все это сделали, он говорит: «Есть какие-то люди, им 70 лет, уже жизнь кончилась. Это я могу понять, но кончать жизнь в 43 года — это странно». 70 лет — это он имел в виду Лидию Корнеевну Чуковскую, ей было тогда за 70.

У них есть такое отношение. Я надеюсь, оно мне помогает. Как говорил один мой знакомый — он был, правда, алкоголиком, и на него никто не покушался — но он говорил: «Мои 50 лет у меня уже никто не отнимет». Я говорю: «Мои 85 никто не отнимет». А то, что осталось, я могу пожертвовать этим.

РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI

Скачайте приложение RFI и следите за международными новостями

Поделиться :
Страница не найдена

Запрошенный вами контент более не доступен или не существует.