От Карамзина до Путина далеко, а Запад все тот же

Парижский институт славянских исследований подарил французам на новый год потрясающую книгу, которую составил известный русист Мишель Никë. Передавать название антологии легче с подзаголовка: «Антология русской мысли от Карамзина до Путина». А вот собственно название перевести довольно трудно, потому что L’Occident vu de Russie — это и «Запад, увиденный из России», и «Представление о Западе в России», и «Как понимают Запад в России», и даже, если учесть подтекст, «Чего ждут, хотят или каких подвохов опасаются в России от Запада». Есть и второй подзаголовок. «Что такое Запад для России — модель для подражания? обогнавший соперник? противник, которого надобно одолеть? или, может быть, вялый старец, коего можно духовно освежить? или все-таки отвергнуть?»

Обложка книги "L'Occident vu de Russie" Institut d'Etudes Slaves

08:26

Les mots de l'actu 01-01-17

Подзаголовок может вызвать у читателя внутренний протест. Как это — Путин и русская мысль? Конечно, время от времени и в речи Путина его спичрайтеры вставляют ссылки то на Ивана Ильина, то на А. Ф. Лосева, то на Д. С. Лихачева, но имеется ли какой-то продукт мысли, сопоставимый с карамзинским, поступивший от самого главы Российской Федерации, мы не знаем. Вот почему название книги может показаться читателю странным. Как если бы кто-нибудь издал историю древнегреческой мысли от Сократа до Александра Македонского. Или русской литературы от Блока до Брежнева.

Правда, и Брежнев был лауреатом Ленинской премии по литературе, а Путин имеет две противоречащие друг другу философские идеи большой и все нарастающей убойной силы: что настоящие дела делаются тайными агентами и настоящими мужчинами и что распад СССР, т. е. Российской империи, был величайшей геополитической катастрофой. К этим двум идеям и к противостоянию им можно, к сожалению, свести и все богатство текущей русской политической мысли. Вот почему в подзаголовке антологии — «Русская мысль от Карамзина до Путина» — нет ничего удивительного. Да и есть ли хоть кто-то в современном мире, да и из недавно умерших, кто был бы более знаменитым, чем действующий глава государства? Нет никого, сказал бы, потирая руки, Ленин: Путин — главный подарок России современному миру. Вот почему название антологии приходится признать и единственно верным.

Но пора уже от названия перейти к содержанию 800-страничного тома. О грандиозной панораме, которую развернул перед нами составитель, русский читатель сегодня не может и мечтать. Это не просто результат десятилетий исследований и преподавания, но путеводитель по политической философии российской метрополии и русской диаспоры, из которых Мишель Никë выбрал 140 имен и три с половиной сотни их сочинений и отрывков. Чтобы подготовить читателя к неминуемому увязанию в меланхолических степях русской тоски по Западу, ненависти к Западу, желания ни в чем не походить на Запад и, наконец, радостного зуда от возможности насолить Западу как раз собственной к нему принадлежностью, издатели заказали предисловие известному русисту Жоржу Нива. Последний, колеблясь между юношеским еще восторгом перед изучаемой культурой, любовью к «всемирной отзывчивости», которую Достоевский приписывал Пушкину, и отвращением к советской ипостаси имперской России, — Нива объясняет читателю, отчего в России политическая философия в собственном смысле слова отсутствует, но зато так растворена в русской литературе, что Толстого и Достоевского, Бунина и Солженицына довольно для понимания русской философии, какой та могла бы быть, если бы Россия была европейской страной. Вот почему французам так важно узнавать Запад в мутноватом зеркале русской мысли.

Предуведомление самого составителя еще важнее для будущего русского читателя. Никë пишет о парадоксе: в России переведены с французского самые заковыристые французские философы. А вот у французов до недавнего времени не было книги, по которой можно было бы проследить путь русской мысли до нынешнего «печального времени», как любит выражаться один из его творцов — президент РФ Владимир Путин. Для понимания именно этого пути, которым должна была пройти Россия, чтобы вновь стать патентованной врагиней Запада, антология Нике просто незаменима. Первые полторы сотни страниц посвящены эпохе подражания, обожания и раздражения, которые сопровождали становление Российской Империи как европейского гиганта, налегшего на Азию. С середины 19 века, в разгар противопоставления «западников» и «славянофилов», вопрос о духовном и цивилизационным статусе России выходит на передний план, но реальные социальные практики — освобождение от рабства крестьян, содержание в специальных резервациях (т.н. «черта оседлости») евреев — до наших дней сохраняют актуальность: есть в современной РФ деятели культуры и политики, мечтающие о возвращении рабства, «высокого домостроя» и консервации страны на уровне лучше знакомой им позднесоветской эпохи.

Самыми интересными мне показались главы, посвященные предсоветской и советской эпохам, на которые падает особенно болезненное противоречие между, с одной стороны, попыткой модернизации и даже американизации России, а с другой, попыткой спрятаться за самобытностью, отгородиться железным занавесом от остального мира, рискованного и нам враждебного. От Ленина до Бухарина, от Александра Блока с его «скифством» до Сталина с его операциями по деморализации западного общества (о чем пишет Троцкий), мы наблюдаем движение в диаметрально противоположных направлениях — на словах и только отчасти на деле — к обществу будущего, к науке и образованию, а в общественно-политической практике — к чудовищу, к тому Левиафану, которого так не хватает пост-советским мечтателям о сильном государстве монархического типа.

С одной стороны, предтеча глобализации, через тогдашнее «догнать и перегнать» Америку (трудно поверить, но ведь даже имена такие были — Догнат и Перегнат), Советская Россия дала несколько мыслителей, теоретически так сладко обещавших не только возможность, но и необходимость гигантского социального скачка. А с другой — страна с чудовищно косным управленческим аппаратом, суеверная посконная деревенщина, набившаяся в органы управления и теперь решившая, что самое время снова «подморозить» Россию. Если для этого пришлось бы обрушить соседку-Европу, живущую уже по законам и нравам следующего поколения, то никто в кремлевской России не остановился бы перед этим и сегодня.

И вот мы вступили в новую эпоху конфронтации с Западом. Целый раздел в книге так и называется — «Прощание с Западом». Разумеется, прощаются с Западом, или с Европой, по-разному. Здесь еще под одной обложкой — Борис Немцов и Михаил Горбачев, Владимир Путин и Владимир Кантор, Александр Дугин и Людмила Улицкая. Но, как и встарь, за их словами — те же подтексты, что читатель получил от Константина Леонтьева или Александра Герцена, Василия Розанова или Дмитрия Мережковского.

Напуганные глобализацией и ее возможными социальными последствиями люди боятся сложности и готовы уйти за своими певцами в скиты и в тупики «особого пути». Другие хотели бы защищать «европейский выбор», словно они — украинцы какие, а не твердые русские советские ленинцы.

Но неужто защищать европейский выбор только ради комфорта и подражания чужому? Ради усвоения правовых норм, к которым мы не можем привыкнуть вот уже четверть века? Почему это должно или может вообще быть ценностью?
В списке тем, даваемых для сочинений русским школьникам в 1914 году, была такая: «Выяснить исторические причины, благодаря которым Запад опередил наше отечество». Можно ли представить что-то подобное в 2010-е годы? А ведь вопрос сохраняет свою актуальность.

Иной читатель упрекнет составителя, отчего тот, подготавливая тексты для последнего раздела антологии, пренебрег текстами Мераба Мамардашвили, Булата Окуджавы или — из живущих — Олжаса Сулейменова. Не потому ли, что они — не русские? Так ведь все советские были для Запада русскими. Не поняв этого, не поймешь и успеха нынешней путинской чекистской реконкисты. То, что теперь советские перестают быть русскими, что новым «Западом» для псевдонеосоветской России может стать и Украина, что русские европейцы — «провинциальные», а не «имперские», живут-поживают не в Питере и в Москве, а в Одессе и в Киеве, как раз и интересно.

Пониманию этой новой внутренне разорванности сознания антология Мишеля Никë способствует как никакая другая книга. Ровно сто лет назад, в «Апокалипсисе нашего времени» Василий Васильевич Розанов задал абрис для целого века русской мысли о Европе, о Западе.

«Русские в странном обольщении утверждали, что они „и восточный, и западный народ“, — соединяют „и Европу, и Азию в себе“, не замечая вовсе того, что скорее они и не западный, и не восточный народ, ибо что же они принесли Азии, и какую роль сыграли в Европе? На востоке они ободрали и споили бурят, черемисов, киргиз-кайсаков, ободрали Армению и Грузию, запретив даже (сам слушал обедню) слушать свою православную обедню по-грузински. О, о, о… Сам слушал, сам слушал в Тифлисе. В Европе явились как Герцен и Бакунин и „внесли социализм“, которого „вот именно не хватало Европе“. Между Европой и Азией мы явились именно „межеумками“, т. е. именно нигилистами, не понимая ни Европы, ни Азии. Только пьянство, муть и грязь внесли. Это действительно „внесли“. Страхов мне говорил с печалью и отчасти с восхищением: „Европейцы, видя во множестве у себя русских туристов, поражаются талантливостью русских и утонченным их развратом“. Вот это — так. Но принесли ли мы семью? добрые начала нравов? Трудоспособность? Ни-ни-ни. Теперь, Господи, как страшно сказать… Тогда как мы „и не восточный, и не западный народ“, а просто ерунда, — ерунда с художеством…»

Вам, знающим этимологию слова «ерунда», это самобичевание великого русского писателя не может показаться обидным.