Перейти к основному контенту

Юсуп Разыков: «Недоверие к авторскому кино в крови у чиновников»

Минувший, 30-й «Кинотавр» не слишком побаловал нас открытиями. Что ж — такое бывает. Видимо, год выдался не «киношный». Несмотря на то что главный приз «Кинотавра» получил дебют — «Бык» Бориса Акопова, молодая режиссура в этом году выглядела слабее «взрослой», проверенной. Хотя, судя по распределению наград, у жюри во главе с Константином Хабенским сложилось другое мнение. Тем не менее Гильдия киноведов и кинокритиков единогласно присудила свою премию «Белый слон» картине Юсупа Разыкова «Керосин». По мнению множества экспертов, «Керосин» был лучшим фильмом нынешнего «Кинотавра». После премьеры «Керосина» обозреватель RFI Екатерина Барабаш побеседовала с Юсупом Разыковым.

Юсуп Разыков на кинофестивале «Кинотавр»
Юсуп Разыков на кинофестивале «Кинотавр» kinotavr.ru
Реклама
26:20

Юсуп Разыков: «Недоверие к авторскому кино в крови у чиновников»

Екатерина Барабаш

«Керосин» отважно балансирует на грани самого отчаянного вымысла — с живой и мертвой водой, призраками, добрым олигархом, небесной карой — и дотошно правдивой деревенской реальности. Нежно-самобытное полотно фильма сдобрено фолк-джазом Сергея Старостина, добавившим картине одновременно народного колорита и четкого указания на небывальщину.

Героиня фильма — одинокая бабушка Павла, живущая на обочине шоссе, последняя из умершей деревни. Она потчует заезжих дальнобойщиков водкой и сама иногда не прочь приложиться. В одиночку старушка справляется со всеми мыслимыми и немыслимыми бедами — от отключения навсегда электричества в избе до трагедии в семье. В «Керосине» свою первую большую роль в кино сыграла 85-летняя актриса Ярославского академического театра им. Волкова Елена Сусанина. Сыграла с каким-то молодым отчаянием и зрелой смелостью, очень тонко, с минимумом слов и максимумом эмоций в старческих глазах. До последней секунды никто не сомневался, что именно Сусанина станет обладательницей приза за лучшую женскую роль. Это было бы и справедливо, и благородно. Но ни того, ни другого нынешнему жюри не хватило. О съемках фильма «Керосин», фестивале «Кинотавр» и российской киноиндустрии Юсуп Разыков рассказал в интервью RFI.

RFI: Юсуп, вы где-то определили жанр вашей картины как «индустриальная сказка». Это что — примета постмодернистского общества, метафора постмодернистского стиля, в котором мы живем?

Юсуп Разыков: Безусловно, это так. И в том, что я назвал отчасти в шутку, — «индустриальная сказка», как раз об этом и говорит. Да, игла, летящие цистерны с нефтью бог знает куда и люди, которые прозябают в нищете, не знают, что у них богатое государство. Соединение слов «индустриальная» со сказкой дает соединение абсурда с традицией, со сказочными персонажами. Поэтому за жанр я держусь, хотя ляпнул его довольно безответственно, наверно, но мне сейчас все больше и больше нравится. Приз за лучшую короткометражную картину «Кинотавра» получило «Топливо». Мы находимся в тренде, я так понимаю. Это забавно. Богатая страна нищает, но в корпускулярной форме, то есть часть нищает, а часть немыслимо, просто немыслимо богатеет. Но я не за классовую борьбу в этой картине, а за то, как живут люди, которые могут это через себя пропустить, не озлобиться, не взять колья-вилы и идти на олигархов, а просто жить и выживать.

А я придумала такое определение, как «авторский лубок». Как оно вам?

Я внутренне боролся с понятием «лубок», потому что мой первый учитель Агишев как-то сказал мне: на этнографии не вылезешь, это примета, которая тебе не принадлежит, это примета народа, традиции вековой, а ты можешь только свое сказать на фоне этой этнографии. Моя героиня живет, как Евтушенко сказал на похоронах у Сахарова, — одуванчиковая голова, — ветерок ее покачивает, а она живет, улыбается, радуется. Лубок — не то, что я хотел.

Трейлер фильма «Керосин»

По поводу главной героини: типичная страстотерпица — терпит, терпит, причем без внутреннего накала, просто потому, что она так устроена. А когда что-то происходит, она готова убивать. Были в голове обобщения, что эта метафора, образ России?

Я избегаю прямых метафор. Если они возникают, тогда я не сопротивляюсь, я этому даже рад. Но сам выстраивать не очень готов. Я выстраиваю персонаж на любви.

Я сейчас подумала о том, что вы, узбек, сняли совершенно христианское кино. Если бы в свое время Толстой не взял эпиграфом к «Анне Карениной» знаменитое «мне отмщение, и Аз воздам», это вполне можно было поставить эпиграфом к вашей картине.

Не знаю. Но что ее карающую руку героини отвела высшая сила, это бесспорно. Эти ее рыдания, обманчивый переход к смерти, когда она садится рядом с мужем на скамеечку, прикладывает ему голову на плечо. Что-то в ней умерло в этот момент, наверно, а что-то родилось. После этого мы снова видим ее полной сил, которая ухаживает за чудо-поросенком.

Все ваши картины — и «Керосин», и «Турецкое седло», и «Стыд» — тихие, негромкие, но при этом удивительно чувственные, очень экспрессивные. Вот такая чувственная атмосфера, скрытая экспрессия, стиль наконец — это может заменить хорошо рассказанную историю?

Мне очень важно, чтобы история была рассказана и донесена, но когда вы создаете атмосферу, вы даете возможность зрителю думать, в чем-то покопаться. И это благодарность невероятная, когда зритель доходит до этих откровений, до своих вариантов кино, это очень важная вещь. Интонационная составляющая для меня очень важна. Это основа стиля, я на этом держусь. Я не люблю батальных сцен, шума, криков, мне это не нравится. Есть масса режиссеров, которые любят и умеют это делать прекрасно. Я же иду от артиста, пишу сценарий, как правило, под артиста. Мне всегда интереснее работать, как будто я угадываю, что воплощает собой артист, в чем заключается его творческая сущность, потребность, мне нравится это угадывать. А бунтарство — это не мое, бунтарь — это не мой персонаж, я бунтарей не понимаю, потому что я в них не верю. Я верю в тихих людей, которые понимают философию мира, как он устроен, философию того, что есть бог.

Бунтарь может быть и тихим.

Конечно. Я сравниваю бунт Раскольникова и Медеи. У них обоих попраны достоинство жизни. У нее женское достоинство, у него — человеческое. Он считает, что достоин лучшего, большего. И это бунт, жуткий совершенно. Они все равно бунтари. Кто-то идет бьет морды, убивает. Моя героиня была в шаге от убийства, но не совершила его, поэтому она мне так нравится. Мне было очень важно прочувствовать эту грань.

А может, с героиней ничего этого не происходило — просто начала путать сон и реальность, явь и вымысел. Она начала с дальнобойщиками выпивать, возраст, может, болезни ментальные…

Я больше думаю не о том, что было — не было, а о том, что она это придумала. Алкоголь совершенно не при чем. Она к алкоголю относится просто как к части застолья — сделает глоток, и ей хватает, она уходит. Потом, когда пытается выпить, ей не нужно, она идет дальше, пытается поджечь воду. В ней для меня важен авторский ход. Мне нравится, что в ней есть сила народа, способность к творчеству, перемалыванию того, что есть, прикосновение к вечности. Поэтому и музыка Старостина слилась — они синкретичны с творчеством нашей героини и с тем, что вообще есть в русском народе.

Трейлер фильма Юсупа Разыкова «Стыд»

Теперь о плохом. Фильм снят за фантастически маленькие деньги, наши нефтяные мужи такие деньги зарабатывают за полчаса — миллион, два миллиона. Но получается, что можно и без господдержки снять хорошее кино за небольшие деньги. Может, вообще всем объединиться и послать Минкульт к черту?

Как говорил Шукшин, государство существует структурой, и такая структура, как Минкульт, наверняка нужна. Вот взять «Кинотавр». Это индустриальный крупный фестиваль, здесь приходить и хвастаться, что снял за копейку, практически бессмысленно. Тут нужно именно демонстрировать, что ты способен привлечь, примагнитить к себе и финансовые, и медийные ресурсы, привезти актрису дорогущую, которая за один день семь платьев поменяла. Это все правильно, глянцевая сторона кинематографа.

Я считаю, что так, как я кино делаю, его делать нельзя. Потому что люди, которые со мной работают, должны получать деньги. Мне крупные звезды говорят: «Я готова у тебя сниматься бесплатно». Я говорю: «Я не хочу так». Не потому, что труд должен быть оплачен, а потому что мне противно, я презираю такую ситуацию, когда на меня работают бесплатно. Я смотрю, как работают мои знакомые на Западе, в Восточной Европе, это студенческая форма существования кино, вгиковский метод снимать кино, как я называю, но они все обеспеченные, ездят на машинах, у них нет нищеты, долгов, кредитов, которые выплачивают какие-то фонды, там все цивилизованно выстроено.

Помочь в прокате — такие вещи были бы очень важны. Я могу часами говорить о том, как разрушен прокат у нас, и он разрушен не экономически, а ментально. Когда говорят «поп-корн», это означает, что молодые люди приняли на себя форму, которая исключает взаимодействие с искусством. Минкульт не хочет этим заниматься, это вязко, непонятно, не знаешь, кто что где скажет. Это недоверие к авторскому кино в крови у чиновников.

Поэтому и спрашиваю: может, послать Минкульт?

Не знаю, я живу без него. Мы делали «Танец с саблями», но это была не моя идея. Думал, все будет по-другому, но Минкульт помог эту картину создать. Но пока мне по барабану — есть он, нет ли его.

Про актеров. Я понимаю, что снимаете не звезд, а актеров провинциальных театров вовсе не из финансовых соображений, не потому, что это дешевле. Вы из Валерия Маслова («Турецкое седло») сделали звезду — он узнаваем, по крайней мере, в киношных кругах. Елена Ивановна Сусанина совершенно замечательная, это рекордсмен, которая в 85 лет сыграла первую главную роль. Это изначальная установка, что «я не буду искать звезд, не нужны узнаваемые лица», или это случайность: увидел, полюбил, пригласил?

Тут виновата индустрия кино. Они из узнаваемых звезд сделали мегазвезд, которые потеряли свою личность. Для меня не сыграно ничего нового среди тех артистов, которые здесь висят на афишах, за которыми следят, фотографируют. Мне нечего им предложить. Елене Ивановне могу сходу предложить семь ролей — мне интересно, у нее самобытный взгляд на мир. Стыдно так говорить мужчине, что она неприхотлива, но она и правда ни разу не устала, не сказала, что замерзла, голодна, пару раз целовала мне руки после съемок. Она творит с таким студенческим задором.

Я должен понимать, что работаю с уникальным актерским материалом. Я со многими дружу. И актеры смотрят на меня, знают, что если я их позову, то позову не на те гонорары, о которых они мечтают. Я пришел к Елене Ивановне без сценария, как акын напел ей историю, она выслушала — да, говорит, мне нравится. Я потом сел и написал сценарий, потому что я видел только героиню, помню всю ее силу движения, помню, как она улыбается. Это все завораживает.

Это вообще первая картина после долгого времени, когда я очень рассчитывал на реакцию зала. Самый примитивный вариант — если после фильма кто-то позвонит маме. Мне сказали, многие после фильма (звонили) бабушкам, матерям, спрашивали, как они. Это очень важный эффект для социальной внутренней жизни человека. А кто любит эстетику — добро пожаловать на разговор. Не такая простая это картина. Не потому что — ой, вы дураки — подчеркнуть. Нет, надо оглянуться на себя, не на картину.

Мне порой приходится ездить по стране, и сердце рвется, когда видишь, столько прекрасных актеров, до которых не дотягивается киноиндустрия. Так что спасибо вам за прекрасных актеров из провинции.

Большое лукавство уверять, что зрители не хотят видеть новые лица. Это неправда, отмазка, привычка тусовки.

Желание нетрудных денег.

Да. Но утверждать, что таких актрис, как Елена Сусанина, не хочет видеть зритель — этого никто не говорил пока. Но мы это видим на фестивале, мы ходим как фрики. Ощущение того, что ее все равно увидят, они себе не дают труда увлечься, полюбить больше, чем они сказали. «Вы классная, супер» — вот и все. Нет притирки. А фестивали для этого и созданы — не убежать на море, 8 часов там пить вино, а пообщаться, понять, почувствовать — может, обогатишься, может, обогатишь. Но я очень доволен, как нормально и даже ненормально воспринимают картину. Кто-то говорит, что это простая вещь. Меня это совершенно не пугает, пусть будет так.

Значит, человек увидел в этом меньше смысла, чем кто-то другой. Отдельное спасибо за внимание к пожилым людям. Это так никого не интересует кругом, даже посмотреть по кинотавровским фильмам — это красота, гламур.

Спасибо. Я горд тем, что мы здесь, на «Кинотавре». В первый день, когда мы только начали снимать, я у Елены Ивановны спросил: «У вас загранпаспорт есть? Потому что если картина выстрелит на „Кинотавре“, мы будем широко кататься с вами вместе». Хочу, чтобы мы показали картину как можно большему количеству людей.

РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI

Скачайте приложение RFI и следите за международными новостями

Поделиться :
Страница не найдена

Запрошенный вами контент более не доступен или не существует.