Перейти к основному контенту

Кинособытие: «Шедевр» Гастона Дюпра

Аргентинское кино на подъеме: известный режиссер Гастон Дюпра сделал «Шедевр» — хитроумную сатиру на современное искусство и одновременно детективную картину об изумительной афере.

На экраны вышел фильм Гастона Дюпра «Шедевр»
На экраны вышел фильм Гастона Дюпра «Шедевр» Афиша фильма «Шедевр»
Реклама
09:13

Кинособытие: «Шедевр» Гастона Дюпра

Юрий Гладильщиков (Москва)

В Москве и недавно Париже вышел шедевр. Забыл написать это слово с большой буквы — и взять в кавычки. «Шедевр» — название фильма. Его сделал известный аргентинский режиссер с французскими корнями Гастон Дюпра. Мы уже говорили о том, что южноамериканское и прежде всего аргентинское кино сейчас на подъеме. «Шедевр», конечно, не супершедевр. Но это — детектив. Это — сатира. И тот редкий фильм, который доставил мне истинное удовольствие.

Гастон Дюпра обожает сатиры на темы творчества и искусства. Один из его предыдущих знаменитых фильмов «Почетный гражданин» — о писателе, Нобелевском лауреате, давно живущем в Европе затворником, но некстати вернувшемся из соображений ностальгии в родной аргентинский городок ради каких-то почестей. А «Шедевр» — лента о живописце, который считался живым классиком, но утратил популярность, а также его верном галеристе и глупостях арт-рынка.

Под артом сейчас, напомню, несмотря на изначальное значение слова на латыни, понимают не искусство как таковое, а исключительно мир живописи, скульптуры и инсталляций. Мир музеев и галерей.

Поскольку в «Шедевре» все основывается на увлекательной тайне, которую выдавать нельзя, уйдем в сторону. Но, по сути, не в сторону — байки, которые расскажу, позволят лучше понять суть сатиры Гастона Дюпра.

Мой друг Лев Рубинштейн, поэт, эссеист, умеющий как никто подмечать парадоксы речи, звуков и жизненных изменений — иными словами, философ (надеюсь, его не оскорбит такое определение) сделал новую заставку на своей странице в фейсбуке. Это фотография. На ней три мусорных бачка. На двух написано: искусство. На третьем: НЕ искусство. А и впрямь — как в современном мусоре отличить одно от другого.

У меня был удивительный опыт постижения современного искусства. Я несколько раз бывал в его эпицентре — Париже, но долго не мог попасть в главный в мире музей актуального арта, расположенный тоже в шедевре, но архитектурном: центре Помпиду. Он был на реконструкции. Когда я в него наконец попал, выяснилось, что доделали не все. Эскалатор, вынесенный на стену, с которого при подъеме открывается вид на весь Париж, так что ахаешь, не доходил до верхнего шестого этажа. А именно там располагается то, что я искал.

Я обожаю живопись с середины XIX до середины XX веков. Живопись XIX-го — импрессионисты и постимпрессионисты, если кто не знает, вывешена в другом знаменитом музее — Орсе, фантастическом зале бывшего железнодорожного вокзала. А искусство начала XX века — именно в центре Помпиду.

На шестой этаж пришлось идти через пятый — огромные пространства новых живописи и инсталляций. Выход на шестой я найти никак не мог. Спрашиваю — никто из туристов не знает. Охранников не видать. После получаса блужданий среди картин, написанных с помощью разбрызгивания краски и велосипедных колес вместо кисти, я наткнулся на сложную инсталляцию, над которой задумался. В стене, которая огораживала экспозицию, я обнаружил прореху. Она открывала вид на два огнетушителя, лопату и пожарный гидрант. Внизу стоял ящик с песком. Я минуту всерьез размышлял над тем, как это понимать.

Пока не понял, что в ограждении — умышленный разрыв для доступа к антипожарному щиту. Мой друг арт-критик Николай Молок, услышав мой рассказ, долго смеялся и признал: да, ты ошибся не зря, современное искусство — именно такое. Антипожарный уголок, выстави его кто сейчас на престижном вернисаже, вполне сойдет за инсталляцию. Ее еще и трактовать будут.

Когда в итоге я нашел почти незаметную лестницу на шестой этаж — к искусству начала XX века, к Пикассо, Модильяни, Дали, Шагалу, я едва не разрыдался, увидев «Фонтан» — знаменитый писсуар гения авангарда Марселя Дюшана. Сто лет назад его не выставили в Париже, боясь скандала. Теперь его копии — гордость музеев мира, а я лично — после пыток так называемым современным искусством на пятом этаже — воспринял его как свое, истинное, родное.

Но вернемся к кино. Над нынешним артом издевались многие. Например, один из моих любимых французских режиссеров Франсуа Озон — смотрите фильм «В доме». Там в галерее, которой нужен успех, устраивают выставку художника, который придал надувным куклам из секс-шопа лица главных диктаторов XX века (а что, на мой взгляд, очень радикальная арт-идея).

Другой мой любимый режиссер японец Такеси Китано в ленте «Ахиллес и черепаха» изобразил художника, которого играет сам (а он действительно живописец — его картины можно увидеть в его же знаменитом «Фейерверке»), постоянно на полшага отстающего от арт-рынка и арт-моды. Что бы он ни творил — разбрызгивал краску на холсты или рисовал свежеокрашенными велосипедными шинами, он не соответствовал арт-тенденции. Другие делали это вчера, чтобы завтра об этом забыть и внедрить на рынок нечто новорадикальное: например, картины с отпечатками собственной задницы.

Посмотрев «Ахиллеса», моя любимая специалистка по арту Ольга Кабанова написала: ей странно, что сообщество арт-критиков и художников не устроило дискуссию вокруг этой картины и ситуации на арт-рынке, поскольку критерии в оценке истинного искусства, насколько я понял Ольгу, почти утрачены. Всё диктуют раскрученность и мода.

Извините за грубое сравнение, но в данном случае какой-нибудь Никас Сафронов и считающийся великим Джексон Поллок не столь уж далеки друг от друга. Оба — раскручены. Просто один — только в нашей стране, а другой — всепланетно. К тому же он еще и умер. Один из идиотских законов сегодняшнего рынка в том, что картины резко возрастают в цене, если их автор на том свете. Родственники любого художника, добившегося сейчас успеха при жизни, заинтересованы в том, чтобы он как можно быстрее сыграл в ящик. Тогда те его картины, которые стоили тысячи, начнут стоить миллионы.

Про это и «Шедевр» Гастона Дюпра. Картины большого художника, старика Ренцо Нерви давно не продаются. Его вот-вот выселят из престижной мастерской, которую он давно не оплачивает. Его верный друг, галерист Артуро Сильва обеспечивает ему дорогущий корпоративный заказ: главную офисную картину для крутой компании, которую возглавляют аргентинские норвежцы. Доходы от заказа позволят художнику сохранить мастерскую. Полотно должны впервые открыть и представить на юбилее компании в присутствии могущественных гостей.

Ренцо Нерви берется за заказ, под контролем друга-галериста накануне презентации дописывает картину: друг доволен. Но когда ее открывают утром во время юбилея компании, все богатенькие гости падают в обморок: Ренцо за ночь дорисовал посреди заказанной картины огромный мужской орган со всеми деталями. Друг-галерист не учел, что его друг-художник ненавидит богачей и вообще нонкоформист. А вскоре художника сбивает машина, и он теряет память.

Тут-то в фильме «Шедевр» начинается такое, что, уверяю вас, предскажет разве что один опытный зритель из ста. Это фильм об искусной афере. Таковых в мире не так много, и все они интересны.

Но это и фильм про то, что художник несвободен. Он несвободен при жизни от рынка, вкусов, удачи, собственного характера и даже своих друзей. Но оказывается несвободным, заложником какого-то молодого козла и после смерти.

Не обижайтесь, когда поймете, что в этой рецензии я вас кое-в чем обманул.

Кстати, в фильме использованы работы реального аргентинского живописца- экспрессиониста Карлоса Горриарены (1925–2007).

РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI

Скачайте приложение RFI и следите за международными новостями

Поделиться :
Страница не найдена

Запрошенный вами контент более не доступен или не существует.