12 подвигов Милоша Формана

Интересно — о чем сейчас беседует там, куда он ушел от нас 14 апреля, пан Милош Форман со своими чешскими коллегами-единомышленниками — Верой Хитиловой, Юраем Герцем, Войтехом Ясны? Может, пытается оправдаться, что покинул родину, не вернувшись в 1968-м из Парижа после подавления пражской весны? Да нет, какое там — они на то и единомышленники, что любое стремление к свободе, как и для Милоша, для них — цель и смысл творчества.

Милош Форман на кинофестивале в Севилье, 6 ноября 2006. REUTERS/Marcelo Del Pozo

08:19

12 подвигов Милоша Формана

Екатерина Барабаш

А со своим однокашником Вацлавом Гавелом — интересно, вспоминают годы в интернате? Хохочут, вспоминая свои детские проделки? Печалятся, что так и не сняли задуманный фильм про Мюнхенский сговор и захват Судетов, откуда Форман был родом? Продолжают вечный спор о путях борьбы с несправедливостью и несвободой? Два друга-бунтаря, один из богатой семьи, другой — сирота, чьи родителя погибли в концлагере, выбрали каждый свой путь. Один стал открытым диссидентом-борцом, другой предпочел из-за океана призывать к свободе языком кино. Время Гавела пришло, когда время Формана уже развернулось, чтобы уйти.

С Бергманом они, наверное, спорят о гуманизме в кино и надо ли художнику любить людей. Бергман смеется — «зачем, они ведь только предмет моего исследования?!». Форман, как всегда, его не понимает. С Тарковским наверняка они говорят о чувстве юмора, которого у Формана было хоть отбавляй, а Тарковский даже не слышал, что это такое.

Если у Вселенной есть душа и мозг, то куда там сейчас определяют Формана — неизвестно. Скорее всего, оставят посередине, там, где совесть. Потеряв родителей в концлагерях, проведя молодость в тоталитарной стране, которая на секунду попыталась поднять голову, но тут же получив за это советские танки, вынужденный бежать с родины на долгие годы, Милош Форман не просто знал, что такое свобода и как она добывается. Он ее ощущал до такой степени остро, она так въелась в его естество, что о чем бы он ни снимал — он снимал о свободе. Так уж у него получалось. Если у слова «одержимый» есть и положительный контекст, то Форман был одержим свободой.

О «Гнезде кукушке» можно даже не говорить — это манифест свободы в виде современной притчи, который в любом месте, в любое время, в любую эпоху не только уместен, но необходим. Эту картину можно смотреть беспрерывно, и каждый раз на фразе «Я хотя бы попытался» будет перехватывать горло от стыда перед свободой, которая была рядом, а ты не смог или не захотел ею воспользоваться. Рассказ о хулигане и сквернослове, переведенном из тюрьмы в психбольницу и оказавшемся один на один с Системой, из которой, как Моисей, повел на свободу нищих духом (и привел!), считается самым совершенным произведением Формана. Да, это был его пик, его звездный час.

Но разве «Амадей» — это не гимн свободе? Дух, который веет, где хочет, и подчас поселяется в «гуляке праздном», презрев благообразную душу смиренного государева служки, а то и в хулигане-зэке, или в эмигранте из подмятой советской властью Чехословакии, — это ведь он диктует, куда двигаться искусству.

Форман с самого начала подчинил себя духу свободы — его первая полнометражная картина «Черный Петр» была насквозь пропитана юношескими, еще не слишком осознанными поисками свободы. Этот фильм стал точкой отсчета нового времени чешского кино. Герой картины — 16-летний парень, обнаруживший, что, несмотря на недовольство родителей, совершенно не хочет искать свое место в жизни и ничуть по этому поводу не печалится. Он живет как дышит — влюбляется, ходит на танцы, спорит с друзьями, пытается подработать в магазине охранником — и все это легко, без цели, без планов. Это раздражало одних и радостно будоражило других.

Вообще в 60-е годы в Чехословакии появилось буквально несметное количество выдающихся фильмов, причем как для массового зрителя, так и для киномана. Это было золотое время, момент истинного рождения чешского кино. Киноведы до сих пор не пришли к единому мнению, что происходило с кино в Чехословакии в 60-е — был ли это просто взлет киноискусства или же есть смысл говорить о некоем явлении, вписавшем в историю мирового кино новую страницу. Впрочем, речь сейчас не о терминах…

Потом у Формана были «Любовные похождения блондинки» — вроде бы совсем о другом, но в целом тоже — о наивных поисках выхода из тисков тоталитарного государства. И — последняя картина на родине, «Бал пожарных», один из главных шедевров как минимум всего восточноевропейского кино, посмеявшийся над Системой так, что живого места на ней не осталось. И это тоже была отчаянная попытка показать цену свободы, точнее — цену несвободы, когда общество, презревшее вольный дух, задыхается в собственном зловонии и тонет, тонет, тонет.

И вот о чем думается в связи с этим. Насколько все-таки силен был дух свободы у покоренных советской властью стран, если социалистическая, зажатая советской властью Чехословакия дала миру Формана, Веру Хитилову, Иржи Менцеля, Юрая Герца, Вацлава Ворличека, Польша — Анджея Вайду, Агнешку Холланд, Анджея Мунка, Ежи Кавалеровича, Тадеуша Конвицкого и многих-многих других. Венгрия — Миклоша Янчо, Иштвана Сабо, Марту Месарош. Югославия, хоть и не так котировалась в советские времена по части кино, как Чехословакия, Польша или Венгрия, но тоже выдвинула немалое количество ярких художников — таких, как Александр Петрович, Душан Маковеев, Младомир «Пуриша» Джорджевич. В СССР в это время снимали Григорий Чухрай, Сергей Бондарчук, Марк Донской, Михаил Ромм, Юлий Райзман, Иосиф Хейфиц, Марлен Хуциев, Михаил Швейцер. Короткая оттепель так и не дала отечественному кино того, что в применении к восточноевропейскому кинематографу (в первую очередь — к польскому) было впоследствии определено как «кино морального беспокойства».

С тех пор не единожды поменялась власть, а российское кино все быстрее катится туда, где тишь да гладь, где нет проблем, кроме повышения уровня патриотизма, где государство выдает деньги на нужные и не опасные ему фильмы. А кто из наших режиссеров отважился поднимать действительно тяжкие наши проблемы. Кто ставит диагнозы обществу? Кто задает вопросы? Отчасти — Андрей Звягинцев. Но мы помним, что ему устроили после «Золотого глобуса» за «Левиафан», где он попытался показать непарадную сторону нашей жизни. Кстати, денег от государства он не получает. Кирилл Серебренников в фильме «Ученик» поднял больную для России проблему фанатизма и зомбирования. И где сейчас Кирилл? В России не прощают смелых и честных художников. Недавно малым экраном прошел замечательный фильм Леры Сурковой «Язычники» — тоже о религиозном фанатизме, и это столь же удивительно, сколь и радостно. Владимир Мирзоев только что снял три пилотных серии своего проекта «Этюды о свободе» — антиутопию о нашей сегодняшней жизни, и смею заверить — Оруэлл отчаянно завидует с того света нам, дожившим до его «1984». Но фильм Мирзоева здесь никто не увидит, кроме подписчиков «Дождя», даже если команде удастся собрать денег на продолжение. Пытаюсь еще кого-то вспомнить — нет, не получается.

«Я хотя бы попытался», — говорит МакМерфи в «Гнезде кукушки». Милош Форман тоже попытался. И у него получилось. Он, кстати, за свою долгую жизнь снял всего 12 фильмов. Разных — что-то лучше, что-то слабее, но ни одного проходного. У Геракла было 12 подвигов. Форман круче — его 12 подвигов можно увидеть своими глазами. И смотреть до бесконечности.