Минкульт по понятиям
Опубликовано: Отредактировано:
Слушать - 08:28
Представьте себе: вы увидели огромную рекламу возле Третьяковки – «Грандиозная выставка современного и актуального искусства». Ага, подумали вы, давно не обращался я к contemporary art. Входите на выставку, а там – портреты кисти Шилова и Никаса Сафронова, пейзажи православных художников с березками и крестами, в соседнем зале – репинские «Бурлаки на Волге», саврасовские «Грачи прилетели». Что такое, где я?! — воскликнете вы. А вам в ответ: а что, разве Шилов — не современный художник? А православные художники – они что, из позапрошлого века? Саврасов с Репиным — да, они из века 19-го, но кто сказал, что бурлаки и грачи не актуальны? Бурлаки – это символ трудолюбивого русского народа, и такой подход актуален всегда, а грачи — они и вовсе вечны, а потому вечно актуальны.
Культурная среда, выпуск 26-07-17
Думаете, я сошла с ума? Мне, честно говоря, порой тоже так кажется, кога я читаю документы, выплеснутые из бездн сознания нашего министерства культуры. На прошлой неделе в сети всплыл циркуляр, подписанный первым замминистра культуры Владимиром Аристарховым. Циркуляр касался официальных дефиниций таких понятий, как «современное искусство» и «актуальное искусство». Документом предписано отныне не идти на поводу у искусствоведов, вкладывающих в эти понятия свой, искусствоведческий смысл. Теперь, как велит циркуляр, «Современное искусство — искусство, создаваемое нашими современниками вне зависимости от того или иного художественного направления или формы выражения». А «актуальное искусство — искусство, содержащее в себе смыслы, в которых нуждается современное общество, имеющее существенное значение в современную эпоху, вне зависимости от времени создания». При подготовке этой бумаги Минкульт обратился за экспертизой в Институт русского языка им. Пушкина и в Институт Наследия им. Лихачева. За Пушкина и за Лихачева можно только порадоваться, что они не дожили до тех времен, когда под их именами будут твориться вот такие «экспертизы». Из Института Наследия в Минкульт полетела бумага, авторы которой сокрушались, что «российскому обществу было навязано однозначное понимание термина «современное искусство» как разного рода эпатажных, провокативных художественных практик».
Для чего вся эта бумажная свистопляска случилась — объяснять, думаю, не надо. Минкульт вторгается в профессиональную терминологию под видом попытки более прозрачной классификации, но на самом деле это всего лишь стремление упростить себе задачу давления на подведомственные арт-структуры. Не зря ведь эта инициатива Минкульта совпала по времени с громкой историей вокруг Серебренникова, Гоголь-центра и скандала с балетом «Нуреев». А это означает, что, по мнению нашего «культурного руководства», настал момент приструнить современное искусство – причем именно в привычном для нас понимании. Оба термина — и «современное искусство», и «актуальное искусство» теперь становятся маргинальными, не имеющими права на существование как термины, означающие новаторские течения. Собственно, именно новаторство и было определяющим качеством современного и актуального искусства. Эти определения возникли сначала как калька с английского, а потом закрепились как искусствоведческие понятия. Причем для закрепления их в искусствоведении никакого официального разрешения у властных структур никто не спрашивал. То, что «специалисты» из Института наследия называют «эпатажными и провокативными художественными практиками», действительно в современном искусстве присутствует, и более того — являются их органичной и обязательной частью. Хотя это и не единственный критерий, позволяющий отнести то или другое произведение к сфере современного искусства.
Перед нами типичный пример политической манипуляции с помощью подмены понятий. В данном случае из официального оборота вообще исключается всякое неформальное, альтернативное искусство. Посмотрит Мединский какой-нибудь спектакль вроде «Нуреева» или «Машины Мюллер» Серебренникова, или сходит на какую-нибудь выставку, где, как у него это часто случается, увидит что-то непонятное. «Фу, — скажет министр, — какая глупость и гадость». Он довольно часто примерно так изъясняется, когда что-то не понимает. Ему попытаются объяснить, что это произведение современного искусства, что и понять-то не всякий может без специальной подготовки, а министр пальчиком погрозит: «Э нет, все бы вам выдумывать. Вот Шилов — тоже современное искусство, а все понятно — портреты пишет так, что сразу видно, кто на нем изображен». И иди доказывай, что в искусствоведении «современное искусство» означает совсем другое — тебе тут же циркуляром в физиономию.
Кстати, тот же Мединский неоднократно терроризировал понятие «авторское кино», высказываясь в том духе, что всякое кино — авторское, потому что создано автором, а как, дескать, иначе? Вольно или невольно он (и не только он, кстати) таким образом пытается дискредитировать то, что ему, типичному носителю усредненного сознания, непонятно. Это похоже на глубинные комплексы не слишком образованного во вверенной ему сфере человека и не слишком уверенного в своей компетенции. Если учесть, что в нынешнем руководстве Минкульта никто не имеет ни малейшего отношения к культуре ни в части образования, ни в части предыдущей своей деятельности, думаю, что это верное объяснение. Но политического подтекста это объяснение не исключает.
Разумеется, с течением времени слова могут приобретать новые значения, это нормально и это не есть подмена понятий. Но когда в старое слово вкладывается новый смысл, скажем так, лукаво и насильно, для неких политических, идеологических целей — вот это уже подмена как средство манипуляции. Вот самый простой пример. «Патриотизм». Посмотрите, как быстро изменился начальный смысл этого слова. Владимир Даль определял значение слова «патриот» как «любитель отечества, ревнитель о благе его, отчизнолюб, отечественник или отчизник». С этим значением мы и прожили долго, до нынешних времен, когда патриотизм вдруг изогнулся и принял форму скрепы. Ну или официальной государственной идеологии – как вам больше нравится. А по большей части — и вовсе ксенофобии. Отныне для думающего человека, живущего в России, «патриотизм» сродни ругательству.
Или понятие «демократия». Казалось бы — что может быть проще? Власть большинства при соблюдении интересов меньшинства. Но с меньшинством много мороки, оно всегда чем-то недовольно — либералы, геи, интеллектуалы и т.д. — на всех ведь не угодишь. Поэтому довольно быстро понятие демократии у нас свелось лишь к власти большинства. И что удивительно – прижилось ведь. Вот, скажем, отъем собственности у москвичей, стыдливо спрятанный под словом «реновация» — под него ведь подложили добрую демократическую подстилку, дав возможность людям голосовать домами «за» или «против» сноса их жилищ. При этом ссылаются на демократию – мол, все по-честному, большинство «за». И сами, кажется, не знают, что будь это и правда демократическая процедура – достаточно было бы одного «против» — и дом уже не снесли бы. Как и поступают в демократических странах. Кстати, если уж вспомнили московские власти, то, как мне кажется, отныне для москвичей такое уютное еще недавно слово, как «благоустройство», тоже станет ругательным и будет означать безнаказанное издевательство над кроткими жителями многомиллионного мегаполиса.
Или, скажем, как замечательно, успокаивающе звучит «миротворческая миссия», когда речь идет о нашем вторжении в Сирию. Почти с той же спокойной гордостью, что и «возвращение Крыма» вместо «аннексии» или почти домашние «ополченцы» Донбасса, которых во всем мире называют «террористами» и «сепаратистами».
И в этом смысле инициатива Минкульта ничем не отличается от грубого вранья, которое идет от политиков и с телеэкранов и которое мы изящно называем «подмена понятий». Цель-то одна — вымывание неудобных смыслов.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться