«Ecoute-moi, судья»: Как в Париже судили Петра Павленского
В четверг, 10 января, в парижском Дворце правосудия Петра Павленского и Оксану Шалыгину судили по делу о поджоге Банка Франции в октябре 2017 года. Если на свои суды в России художник приводил проституток, превращая сам процесс в еще одну художественную акцию, то на первый парижский суд он пригласил слепого свидетеля, который цитировал Марину Цветаеву и Рильке. Председатель суда в ответ процитировал Жана Кокто, но признал акциониста виновным и приговорил его к трем годам тюрьмы. За процессом наблюдала корреспондент RFI.
Опубликовано:
В зале заседаний № 4.03 парижского Дворца правосудия в этот четверг, 10 января, слушалось одновременно пять дел. Перед зданием суда несколько журналистов с телекамерами: «Первый канал», «Россия», «ТВ Центр». Российская пресса подстерегала Петра Павленского, которого в этот день должны были судить по делу о поджоге Банка Франции 16 октября 2017 года.
«Я посвящаю это процесс маркизу де Саду»
Дело Павленского и его экс-соратницы Оксаны Шалыгиной слушалось под номером 5. «Я должен сделать важное заявление», — с ходу начал акционист, представ перед судьей, едва успевшим начать заседание. Переводчица оказалась сбита с толку. «Переводите, — приказывал ей художник. — Я посвящаю этот процесс маркизу де Саду. Маркиз де Сад показал природу человеческой власти». Переводчица молчала, судья требовал от Павленского соблюдать правила поведения в суде, Павленский громко продолжал настаивать, что должен сделать «важное сообщение». «С самого начала меня лишают голоса», — продолжал художник и призывал людей в зале помочь ему с переводом. «Здесь есть официальный переводчик», — пытался напомнить судья, пока Павленский вызвал из зала некую девушку и указал: «Не слушай его, переводи».
«Écoute-moi, судья, — продолжал Павленский. — Маркиз де Сад был жестоко затравлен самими же французами. Он был заложником Бастилии. Он призывал восставший народ разрушить ее». Самоназванная переводчица пыталась переводить, но в зале ее было не слышно. Непонимающая русский язык публика растерянно переглядывалась, адвокат Павленского Доминик Бейретер-Минков отошла в сторону. «Он окончил свои дни в сумасшедшем доме, — гремел в общем гомоне голос русского акциониста. — Судья, где справедливость? Справедливо ли то, что зрячие ослеплены своим зрением?».
Переводчица от участия в процессе отказалась, и председатель суда объявил, что в суд будет вызван новый переводчик, а заседание отложили до 17 часов.
«Регламент молчания»
Пока переводчик ехал, суд рассматривал дело парижского гинеколога, которого пациентка обвинила в домогательствах во время осмотра. Пожилой врач аргументировал, что, по ее собственной просьбе, показывал юной пациентке технику «оргазмической медитации».
«Художественная» часть председателю суда, ироничному мужчине средних лет, явно нравилась больше «гинекологической». Перед началом заседания по делу о поджоге Банка Франции он лично подошел к Павленскому и вежливо объявил ему, что суд очень хочет его выслушать, но правила есть правила, и нужно их соблюдать.
К несчастью, со второй переводчицей художнику повезло еще меньше, чем с первой. Она старалась, как могла, но внятно перевести речь Павленского ей так и не удалось.
«Банк де Франс на месте Бастилии — прецедент чудовищного глумления над политической историей Франции. Из этого следует, что или суд должен восстановить справедливость и постановить убрать Банк Франции с площади Бастилии, снять с меня все обвинения и признать политическое искусство разрешённым на территории Франции. Или суд должен оправдать глумление власти над обществом, осудить меня на десять лет, чтобы подобных инцидентов больше не повторялось, и официально запретить на территории Франции политическое искусство», — заявил художник.
«Вы хотите сказать, что если мы вас осудим, то это будет означать запрет политического искусства на территории Франции?», — уточнил председатель суда, явно не все понимая в словах переводчицы.
Разочарованный переводом Павленский объявил «регламент молчания» и так и не произнес почти ни слова до окончания процесса.
Представители Банка Франции апеллировали к благородству своей профессии. «В нашем отделении Банка Франции нет денег, — говорил перед судом один из них. — Мы помогаем семьям, оказавшимся в долгах, и участвуем в образовательных программах, а из-за поджога банк оказался закрытым на три дня и не мог выполнять свою миссию».
Слепой свидетель, Рильке и Кокто
На свои суды в России художник приводил в зал заседаний проституток. На парижский суд Петр Павленский пригласил слепого свидетеля — случайного человека, встреченного им на улице. Он должен был говорить о том, что считает нужным. «Мы ничего заранее не согласовали», — рассказал позднее художник корреспонденту RFI.
Свидетель по имени Жиль Лебретон в оранжевой флисовой толстовке и с белой тростью говорил о поэзии и поэтическом измерении искусства Павленского, противостоянии света и тени и о том, что он понимает акцию «Освещение». Цитировал Марину Цветаеву, которая говорила, что поэзия есть повсюду, Бодлера и Рильке.
«Можно быть художником и преступником. Акционистом и пироманом», — выступила с последним словом прокурор и потребовала приговорить художника к трем годам тюрьмы, из которых к двум условно, запретить ему ношение оружия в течение пяти лет и лишить его гражданских и родительских прав. Представительница обвинения напомнила в своей речи, что Франция — демократическая страна и предоставила Петру Павленскому и Оксане Шалыгиной, которую она упорно называла «Шалижиной», политическое убежище, а те в ответ «неблагодарно» атаковали ее историческое наследие. «Есть риск повторения, — убеждала она председателя суда. — Он уже поджигал в России памя… двери КГБ».
«Это исключительное заседание суда, в ходе которого русские диссиденты сталкиваются с французским законом», — с этих слов председатель суда начал вынесение решения. «Я не диссидент, — тут же перебил его Павленский. — Я художник». «Когда русские художники сталкиваются с французским законом», — продолжил председатель суда, не теряя торжественности тона.
«Искусство встречается с правом. Уголовный кодекс сталкивается с поэтическими сборниками. Суд не шокирован тем, что мы говорим об искусстве и поэзии, потому что судим мужчин и женщин, — говорил председатель. — И суд процитирует Кокто, который описывал сцену встречи поэта и судьи. Суд приговаривает поэта к жизни. И судья говорит поэту: "Но есть еще более строгий приговор, это приговор судить"».
«Мы не можем судить искусство, его будет судить история. Но мы можем судить действие. А действием была порча имущества с угрозой для жизни людей. И поэтому суд признает Петра Павленского виновным», — подытожил председатель.
Петр Павленский был приговорен к трем годам тюрьмы, из которых к двум условно. Оксана Шалыгина была приговорена к двум годам тюрьмы, из которых к 16 месяцам условно. Председатель суда объявил, что ни один из них не вернется в тюрьму, так как Павленский уже отбыл 11 месяцев в предварительном заключении. Оксане Шалыгиной, согласно приговору, остается еще пять месяцев тюрьмы, но это так называемая «peine aménageable», когда реальный срок заменяется на ношение электронного браслета или обязательные работы.
Кроме того, суд запретил обоим ношение оружия в течение пяти лет и приговорил их к штрафу на общую сумму около 23 тысяч евро — это возмещение материальных убытков в размере 18670 евро, моральной компенсации размером 3000 евро и 1000 евро за расходы, потребовавшиеся на услуги адвоката. «Никогда!», — воскликнул в ответ на объявление штрафа Павленский.
Реакции на приговор
Петр Павленский: Конечно, мы проиграли этот процесс. Судья показал себя хорошим человеком. Судья показал себя знатоком поэзии. Тем не менее он оправдал глумление власти над обществом. И он назвал преступником меня.
Мы все слышали, как представитель этого банка просто открыто врал о том, что этот банк — большой друг народа. При этом сейчас в связи с событиями вокруг движения «желтых жилетов», мы все могли видеть, что этот банк заколотил себя железными листами, закрылся от народа, спрятался. Это тоже говорит о многом.
Я не могу платить штраф. Принципиально. Так же, как я не платил штраф ФСБ. Если я отдам хотя бы один сантим Банку Франции, это будет означать акт купли-продажи. Это будет означать, что они как будто бы продали мне «освещение». Как будто бы продали мне это событие политического искусства. Это логика неолиберализма, логика рынка. По этой же самой причине я отказался платить штраф ФСБ.
Для меня, безусловно, это завершение всей части процесса политического искусства, которая была связана с «Освещением», но одновременно это продолжение большого процесса утверждения границ и форм политического искусства. Как он будет развиваться и что будет происходить, я не знаю сам, потому что я принципиально не выстраиваю никаких планов.
Судья показал себя знатоком поэзии, но, конечно, мы проиграли этот процесс
Реакция Петра Павленского на решение парижского суда
Оксана Шалыгина: «Для меня суд был лишь формальным. Я закончила отношения с проектом „Петр Павленский“ и вчера была поставлена жирная точка. Во всех смыслах. Я больше не являюсь частью его художественных высказываний. Но вчера был суд по моему участию в акции „Освещение“, в которой я действовала в соответствии со своими принципами и убеждениями, но все же поддерживая высказывание художника. Решение суда меня не удивило, мне это безразлично. Я ожидала условного срока и штраф тоже. Жизнь покажет, что будет дальше!»
Доминик Бейретер-Минков, адвокат: «Это было исключительное заседание. Мы много говорили о поэзии, искусстве и политическом искусстве. Председатель суда, цитируя Жана Кокто, напомнил о противостоянии между судьей и поэтом. В нашем судебной системе XXI века вынесенное сегодня решение остается самым умеренным из возможных. Политическое искусство не осуждается во Франции. То, что заставило сегодня суд склониться в сторону признания вины и осуждения (Петра Павленского и Оксаны Шалыгиной), а не оправдательного приговора, был тот факт, что в здании Банка Франции на втором этаже были жилые помещения».
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться