Расстрелы в Минске в разгар переговоров Беларуси и Евросоюза

В конце ноября в Беларуси стало известно о расстреле троих приговоренных к высшей мере наказания. Официально о дате расстрела уведомили лишь родственников одного казненного — 5 ноября. Но, как полагают правозащитники, в этот же день были расстреляны и остальные.

Reuters

Коридор смерти, в котором остается еще один приговоренный, «очистили» от 28-летнего Ивана Кулеша (обвинен в убийстве трех женщин, краже и разбое), 31-летнего Сергея Хмелевского (признан виновным в жестоком убийстве нескольких человек) и 49-летнего Геннадия Яковицкого (неоднократно судим, признан виновным в убийстве с особой жестокостью своей сожительницы).

Первая информация — сначала только об одной казни — появилась лишь 28 ноября. Более того, у сестры Сергея Хмелевского Анастасии Пальчевской приняли деньги для уже на тот момент расстрелянного родственника. Деньги, правда, позже вернули, сообщив, что Хмелевский «убыл по приговору». Андрей Полуда, координатор кампании «Правозащитники против смертной казни в Беларуси», которую уже несколько лет проводит центр «Весна», объясняет в интервью RFI, почему власти почти месяц скрывали информацию о новых расстрелах в СИЗО на улице Володарского в центре Минска.

Андрей Полуда, координатор кампании «Правозащитники против смертной казни в Беларуси» RFI

Андрей Полуда: Мы считаем, что это было связано с тем, что государство не хотело раскрыть эту информацию до определенного момента, пока у нас была очень, скажем так, масштабная делегация из Европейского Союза, чиновники достаточно высокого ранга. И Беларусь в принципе не хотела озвучивать эту информацию в этот момент. После, когда высокие гости разъехались, можно было уже особо не скрывать — все-равно эта информация рано или поздно становится явной, потому что больше месяца от всех троих не было писем родственникам, что тоже было серьезным индикатором.

RFI: Почему правозащитники уверены, что расстрелы совершены в один день?

В принципе, даты всегда можно вычислить. Несмотря на секретность, мы стараемся контролировать разными путями информацию о судьбе этих людей. Ну и следует учитывать правоприменительную практику в нашей стране относительно таких приговоров — очень часто расстреливают не по одному, а когда примерно по сроку подходит. Хотя у нас нет четко обозначенного срока ожидания, но обычно около года — если нет срочности по делу. Бывают и срочные случаи, например, взрыв в минском метро — расстреляли гораздо быстрее.

Андрей, вопрос смертной казни — сейчас ключевой в отношениях Беларуси и Евросоюза, то есть от него зависит потепление либо похолодание, во всяком случае, есть такое мнение. На ваш взгляд, зачем властям в самый разгар так называемой либерализации исполнять сразу три смертных приговора?

Возможно, это (расстрелы) делается для усиления позиции, если можно так сказать, в переговорах.

Белорусской позиции?

Да, белорусской позиции. Что, конечно, еще больше меня угнетает, потому что для кого-то это звучит как усиление позиции, а с другой стороны, мы должны понимать, что это жизнь человека. Существует еще мнение относительно того, почему белорусские власти это сделали: они таким образом «подчищают» коридор смерти, камеры делают пустыми для того, чтобы все-таки принять решение ввести мораторий на смертную казнь, либо поставить этот вопрос на референдум.

То есть делают нулевой вариант?

Да, делают такой «чистый лист», чтобы отталкиваться и двигаться дальше. Еще есть мнение, например, связанное с тем, что нет никаких специальных помыслов в этом вопросе или подготовок к чему-то, что просто конвейер смерти, который есть, эта система — как работала, так и работает. Подошел срок этим троим по времени примерно — вот система и сработала. И двигается дальше: на сегодняшний день у нас в коридоре смерти находится Сергей Остриков, по крайней мере, последнее письмо от него пришло датированным 24-м ноября. С другой стороны, сейчас 5 декабря Гродненский областной суд начинает рассмотрение сложного дела: один человек убил троих, и есть большая вероятность того, что может быть вынесен еще один смертный приговор. Уже не в этом году, а в следующем, скорее всего, но тем не менее.

И во время проведения Недели против смертной казни, и по взятым на себя обязанностям общаетесь с чиновниками, с представителями власти? Как вы считаете, там какое мнение преобладает по вопросу смертной казни?

Я вам хочу сказать, что мнения там разные преобладают. Есть те, кто говорит о том, что мы, если говорить с точки зрения человеческой, где-то понимаем и принимаем (смертную казнь). С другой стороны, как чиновники, мы понимаем, что Беларусь гораздо больше будет иметь, чем имеет сейчас, если не будет смертной казни. Но, к сожалению, от мнения этих чиновников мало что зависит. Будем откровенны, решение все-таки будет принимать один человек по этому вопросу. А чиновники у нас уже привыкли просто как мантру читать и повторять, что вопрос смертной казни — это вопрос времени, что этот вопрос будет решен в конце концов, но какого времени — об этом не говорят. Я с ними соглашусь только в том, что вопрос смертной казни — это вопрос времени, все-равно Беларусь присоединится к всемирному движению аболиционизма и отменит смертную казнь либо введет мораторий как первый шаг к полной отмене.

Вопрос в том, что наличие смертной казни на протяжении всего этого времени несет очень много негативных факторов для нашей страны и для нашего общества в первую очередь. Это делает и наше общество более жестоким. Казалось бы, куда уж больше, но, тем не менее, это действительный факт. Потому что мы видим, насколько сейчас в средствах массовой информации освещаются эти события — по большому счету, приведение в исполнение смертных приговоров происходит у нас в режиме онлайн: вынесли, обжаловал, снова вынесли, потом привели в исполнение… И кто-то смакует, кто-то, наоборот, переживает по этому вопросу, но все-таки это раскручивает спираль жестокости в нашем обществе. Ну и в любом случае смертная казнь не несет профилактический характер — как часто говорят, дескать, это сдерживающий фактор. На самом деле, это не так. По большому счету, каждый преступник думает, как не попасться, а не про то, что ему за это будет. Эффективность системы в другом должна быть — в повышении уровня раскрываемости преступлений, в профилактике преступлений.

А настроения общества? Чего здесь больше: равнодушия или, как вы говорите, смакования?

Вы знаете, белорусское общество очень похоже на общества других стран, в том числе европейских, и в частности Франции. И я думаю, что на сегодняшний день, если провести определенные опросы во Франции, например, то большинство может сказать о том, что они — за смертную казнь. Особенно, если это сделать на фоне каких-нибудь погромов, а если еще подкорректировать в отношении определенной категории граждан либо неграждан… Все эти момент могут быть озвучены. Точно так же и в белорусском обществе: большинство выступает за смертную казнь. Я не могу сказать, что это огромное большинство. Если мы начнем рассматривать более детально тех, кто выступает за смертную казнь, то там очень много сослагательного наклонения. В том смысле, что вот если вина доказана на 100 процентов, вот если там полностью справедливый суд, вот если еще что-то — и так много-много если — тогда мы за смертную казнь.

С другой стороны, по моему мнению и мнению моих коллег, вопрос смертной казни не должен решаться на референдуме. Это должна быть политическая воля представителей власти. Смертная казнь лежит в морально-этической и в эмоциональной плоскости, психологической плоскости. Очень яркий показатель лично для меня — это опросы, которые были проведены НИСЭПИ (Независимый институт социально-экономических и политических исследований — RFI) после того, как было рассмотрено дело о взрыве в минском метро. Вот тогда впервые в Беларуси было зафиксировано, что большинство выступало за отмену смертной казни. Это было впервые, но это очень яркий показатель этой эмоциональной плоскости. В течение полугода цифры вернулись назад. Но это неверие до конца в справедливость судебного разбирательства, в решение суда, быстрое приведение смертного приговора в исполнение — повлияло.

---

Отдельная и очень серьезная проблема, как говорит Андрей Полуда, это состояние родственников — как расстрелянных, так и их жертв. Государство, как выразился правозащитник, казня осужденного, «в какой-то степени умывает руки кровью и дальше этими людьми не интересуется».

Ноябрьские расстрелы осудил Евросоюз, практически все европейские институты выступили с отдельными заявлениями, свой протест высказали правозащитные организации, в том числе «Международная амнистия» и Международная федерация за права человека.

Беларусь остается единственной европейской страной, где применяют смертную казнь. По информации правозащитников, за последние 20 лет в Беларуси казнено более 400 человек. За это время лишь один из приговоренных к смертной казни был помилован Александром Лукашенко. Прошения о помиловании в Беларуси лично рассматривает руководитель государства.